Читать книгу - "Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ - Зинаида Агеева"

По совету одного из литераторов Есенин написал письмо крестьянскому поэту Николаю Алексеевичу Клюеву: «Я тоже крестьянин и тоже пишу стихи, как и Вы, но только на своем рязанском наречии. Стихи мои прошли успешно в Питере. Из 60 отобрали 51. В "Голосе жизни" обо мне статья Зинаиды Гиппиус, где упоминаетесь и Вы. Осенью Городецкий выпускает мою книгу "Радуница". Я хотел бы с Вами побеседовать о многом. Если Вы прочитаете мои стихи, черкните о них. Жму крепко Вашу руку. Есенин».

Ободренный теплым приемом в Питере и высокой оценкой своего творчества, Есенин уезжает 29 апреля 1915 года в Москву, а через три дня — в свое родное село Константиново, откуда пишет в Петроград своим новым знакомым: «У Вас в Питере хорошо, а у нас в деревне в миллион раз лучше». Он посетил дом своего деда в «Матово». Там уже давно не было теперь его любимой бабушки Натальи Евтихиевны, умершей в 1911 году, но он хранил в своей душе благодарное воспоминание о ней. Дед его Федор Андреевич Титов уже согнулся под гнетом лет, но был бодр духом, не позволял себе расслабляться, поддерживая крепость в теле трудом: ремонтировал хозяйственный инвентарь, работал в огороде, а зимой плел сети.

2 мая Есенин получил ответ от Клюева: «Милый братик, почитаю за любезность увидеть тебя и говорить с тобой. Если что имеешь сказать мне, то пиши немедля, хотя меня и не будет в здешних местах, но письмо твое мне передадут. Мне многое почувствовалось в твоих словах, продолжай их, милый, и прими меня в сердце свое Н. Клюев». Немного позже произойдет знакомство Есенина с Клюевым, которое перейдет в крепкую дружбу.

В конце мая 1915 года в гости к Есенину в Константиново приехал 19-летний поэт Каннегисер Леонид Иоакимович (через три года он будет казнен за причастность к убийству одного из членов партии большевиков, председателя Петроградской Чрезвычайной комиссии Урицкого Моисея Соломоновича). Они весело проводили время. С гармошкой ходили по селу, пели частушки, позади села жгли костры, а вечером устраивали танцы в центре села вместе с местной молодежью. Ходили пешком в Рязань за 25 верст от села, посетили один монастырь, находившийся недалеко от города. После отъезда из Константиново Каннегисер в письмах к Есенину с благодарностью вспоминал время, проведенное в этом селе. В дальнейшем Есенин часто встречался с ним в Петербурге.

Сергей не забывал и о творчестве, написал несколько новых стихотворений и повесть «Яр». Переписывался с литераторами Петрограда. В письме к журналисту и секретарю редакции «Нового журнала для всех» Александру Александровичу Добровольскому описал один неприятный инцидент: «На днях меня побили здорово. Голову чуть не прошибли. Сочинил я на старосту прибаску охальную. Ночью шел и гузынил. Сгребли меня сотские и давай волочить». Серьезных последствий этот случай не имел.

11 июня 1915 года в газете «Петроградские ведомости» появилась заметка поэтессы Зои Дмитриевны Бухаровой о Есенине: «Из Рязанской губернии приехал 19-летний крестьянский поэт Сергей Есенин. Стихи его очаровывают прежде всего своей непосредственностью. Они идут прямо от земли, дышат полем, хлебом и даже прозаическими предметами домашнего обихода»^[35].

В августе 1915 года Есенин получил дружеское послание от Городецкого: «Мне все еще нова радость, что ты живешь, что ты есть вихрастый мой братишка. Так бы я и потягал тебя сейчас за вихры кудрявые». Сознание того, что в Петрограде литераторы приняли его в свою среду и не забывают о нем, придавало ему уверенности и было стимулом творчества.

В начале октября 1915 года Есенин вернулся в Петроград и поселился у Городецкого. Вскоре туда же приехал и Клюев и, по словам Городецкого, увидев Есенина, «впился в него». Владимир Степанович Чернявский писал: «Клюев совсем подчинил себе нашего Сергуньку: поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами». Это дало повод слухам о гомосексуализме Клюева. Московской поэтессе Любови Никитичне Столице Есенин писал, что он живет у Городецкого и «одолеваем ухаживаниями Клюева».

Теперь Есенин всюду ходил в сопровождении Клюева. Они жили в одной комнате, вместе посещали известных литераторов, выступали на концертах, читали свои стихи, пели частушки под аккомпанемент гармошки и балалайки. 6 октября они посетили известного коллекционера и переводчика 56-летнего Федора Федоровича Фидлера, осмотрели его музей. Есенин, увидев гипсовую голову одного философа, воскликнул: «Это же Ницше!» Хозяин музея был поражен осведомленностью деревенского юноши.

15 октября 1915 года Есенин по совету Клюева сделал подборку своих стихов и под названием «Радуница» (родительский день поминовения усопших) отправил издателю Аверьянову Михаилу Васильевичу, и стал с нетерпением ждать выхода в свет первого в его жизни стихотворного сборника.

21 октября 1915 года Есенин с Клюевым посетили Блока, прочитали ему свои новые стихи. Блок слушал их с большим вниманием, был радушен и любезен. Через несколько дней они были приглашены на вечер литературного объединения «Краса», состоявшегося 25 октября. Позже это объединение было заменено другим, под названием «Страда». К этой встрече Есенин подготовился заранее. Он знал, что в первую очередь людям бросается в глаза внешний вид человека и только позже содержание его мыслей, поэтому не позволял себе небрежности в одежде, иначе публика будет слушать его без интереса и даже может прервать на полуслове. Таковы были нравы того общества — все должно быть покрыто лоском.

На этом вечере в числе других литераторов присутствовали Сергей Городецкий и Алексей Ремизов. Клюев предстал перед зрителями, как писали очевидцы, «в сермяге, из-под которой топорщилась посконная рубаха, подпоясанная широким поясом с кистями», на шее красовалась «цепь с большим медным крестом». Рядом с ним — худощавый стройный юноша, «златокудрый Лель», как в Петрограде окрестили Есенина, в белой рубашке с отложным воротником и высоких сапогах, «с доверчиво-добродушной улыбкой, чистым обликом приковал к себе взгляды присутствующих». Они дуэтом исполняли рязанские частушки. Есенин тренькал на балалайке, а Клюев подыгрывал ему на гармошке. Им долго аплодировали, не отпуская со сцены. Сергей Городецкий в своих воспоминаниях писал: «Это был первый публичный успех Есенина, не считая закрытых чтений в литературных собраниях».

В том же году осенью произошло знакомство Есенина с двумя крупными литераторами: Маяковским и Горьким. Маяковский об этой встрече писал с долей иронии: «Я встретил Есенина в лаптях и в рубахе, вышитой крестом. Он мне показался бутафорским, и я сделал ему замечание, на что Есенин ответил: "Мы, деревенские, этого вашего не понимаем, мы как-нибудь по-нашему, в исконно-посконной"». (В лаптях Есенин не ходил, это фантазия Маяковского.) Близких дружеских отношений так никогда между ними и не возникло.

Горький после встречи с Есениным так описал свое впечатление: «Кудрявенький, светловолосый, в голубой рубашке, в поддевке, в сапогах, он напоминал слащавые открытки с изображением боярских детей. Позже, когда я прочитал его стихи, не верилось, что их написал картинный мальчик».

25 октября 1915 года Есенина пригласили на литературный вечер в концертный зал Тенишевского училища. Зоя Бухарова так описала впечатление от молодого поэта: «Хрупкий 19-летний крестьянский юноша, с вольно вьющимися золотистыми кудрями, в белой рубашке, высоких сапогах, сразу же одним милым доверчиво-добрым, детски-чистым своим обликом властно приковал к себе все взгляды. И, когда он начал с характерными рязанскими ударениями на "о" рассказывать меткими ритмическими строками о страданиях, молитвах родной деревни, когда засверкали перед нами необычные по свежести, забытые по смыслу, а часто и совсем незнакомые обороты, слова, образы, когда предстал перед нами овеянный ржаным и лесным благоуханием "Божьей милостью" юноша-поэт, размягчились холодные, искушенные, неверные, темные сердца наши, и мы полюбили рязанского Леля»^[36].