Читать книгу - "По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов"

В период со 2 (14) по 20 июня (2 июля) 1876 г., в очередной раз убедившись в твердом нежелании Англии принять активное участие в давлении на Турцию, Александр II и Горчаков переключают свои усилия на Австро-Венгрию. 25 июня (7 июля) по пути из Германии в Петербург они прибыли в Эгер. Здесь августейшего российского гостя встретил Франц-Иосиф, и они направились в богемский замок Рейхштадт. В нем и состоялось совещание двух императоров с участием Горчакова и Андраши по проблемам Балканского кризиса.

Лейтмотив встречи, естественно, задавала начавшаяся сербо-черногорская война против Турции. Императоры согласились не вмешиваться в борьбу до той поры, пока чаша весов победы явно не склонится в ту или иную сторону.

В случае успеха Турции было решено не допускать крайних мер с ее стороны по отношению к Сербии и Черногории, сохранив последним то положение, которое они занимали перед войной. Что же касается Боснии и Герцеговины, то предполагалось побудить Турцию ввести в этих областях преобразования, намеченные в ноте Андраши и Берлинском меморандуме, распространив их также и на Болгарию. В этой связи практическим последствием рейхштадтской встречи было закрытие для турок гаваней Клек и Каттаро, через которые они доставляли свои войска в охваченные восстанием районы.

В случае же военных успехов Сербии и Черногории Франц-Иосиф выразил свое неприятие перспективы образования на Балканах сильного славянского государства. Всякое изменение здесь статус-кво должно было быть компенсировано Австро-Венгрии. И ее император четко озвучил цену вопроса: часть земель Боснии и Герцеговины должна отойти к австро-венгерской монархии.

Александр II не возражал. Он лишь заявил, что в таком случае Россия будет настаивать на возвращении ей прилегающего к Дунаю участка Бессарабии, отторгнутого у России согласно Парижскому договору 1856 г. Но при любом развитии событий на Балканах императоры условились действовать строго по взаимной договоренности, дабы избежать конфликта интересов двух империй в этом регионе.

Не была обойдена вниманием и возможность окончательного распада Османской империи. Не предвосхищая всех деталей подобного сценария, императоры, тем не менее, обозначили некоторые взаимоприемлемые контуры государственно-политического устройства региона. Так, было «предложено из Болгарии, Албании и остальной части Румелии образовать автономные княжества; Фессалию, Эпир и остров Крит присоединить к Греции; Константинополь же с ближайшей его окружностью (banlieue) объявить вольным городом»^[540].

Был, правда, один важный нюанс. Взаимные обязательства монархов не были занесены в протокол, а только записаны со слов Андраши и Горчакова. По словам Андраши выходило, что Австро-Венгрии отходила большая часть Боснии и Герцеговины, и только малая часть доставалась Черногории и еще меньшая — Сербии. По записи же Горчакова получалось, что Австро-Венгрия имеет право только на турецкую Хорватию и приграничные области Боснии, и то по особому плану, который еще предстояло согласовать впоследствии. О каких-либо правах Австро-Венгрии на Герцеговину в записи Горчакова не было ни слова. Часто подобную несогласованность позиций оценивают как основу последующих разногласий в толковании рейхштадтских соглашений. Однако мне ситуация видится по-иному.

В австрийском варианте соглашений имелась собственноручная помета Андраши: «Записано тотчас же после Рейхштадта под мою диктовку Новиковым и сообщено русскому кабинету»^[541]. Получается, что с австрийской версией соглашений в Петербурге были практически сразу же ознакомлены. Поэтому утверждать, что это явилось основой позднейших различий в понимании рейхштадтских соглашений, явно некорректно.

Думается, дело было в том, что в начале июля 1876 г. ни Александр II, ни Горчаков просто не придали должного внимания этим различиям и тому, почему Андраши был заинтересован заполучить Боснию и Герцеговину с минимальными издержками, т. е. не только без каких-либо военных действий, но еще и в особой «упаковке», как некое балканское благодеяние, которое бы укрепило его политические позиции. И вот здесь, забегая вперед, необходимо внести одно разъяснение.

«Обычное представление русских того времени, что Австрия готова захватывать на Балканах все, что там плохо лежит, не соответствовало действительности, — писал автор классического труда по истории австро-германо-российских отношений второй половины XIX в. С. Д. Сказкин. — Наоборот, даже оккупация Боснии и Герцеговины, которую так желали двор и военные круги, вызвала бурю протестов и в Австрии, и в Венгрии. Андраши, согласившись на оккупацию, чтобы предупредить еще большую опасность — соединение Боснии и Герцеговины с Сербией, на время сделался самым непопулярным человеком в Венгрии»^[542]. Так что в Рейхштадте Андраши играл на опережение. Он исходил из того, что в случае успехов Сербии и Черногории, а также при военном вмешательстве России в балканскую ситуацию отпадение больших или меньших кусков от европейских владений Османской империи неизбежно. Отсюда открывалась перспектива сближения ее бывших провинций с Сербией. Следовательно, эту опасную тенденцию Вене надо было блокировать.

Создается впечатление, что, не придав в июле 1876 г. должного внимания различиям в понимании итогов рейхштадтских переговоров, Александр II и Горчаков понадеялись на русское «авось»: сейчас, мол, не время пререкаться с Андраши, а вот позднее мы этот сюжет как-нибудь отрегулируем. Подобное желание особо не напрягаться в делах было, кстати, весьма характерно для стареющего Горчакова. А о том, к чему оно привело, и как впоследствии соглашения с Веной «отрегулировали» два творца российской внешней политики — Александр II и Горчаков — во всем этом еще предстоит разобраться.

Придется нам столкнуться и с этой упрямой скупостью в вопросе компенсации Австро-Венгрии. Чем таким, действительно стратегически важным для России руководствовались ее император и канцлер, лично мне понять сложно. Похоже, опять все та же игра в европейское равновесие. И никакого перспективного видения. Но как говорится, скупой платит дважды. И заплатить пришлось. Только не престарелому Горчакову и измотанному двойной личной жизнью, уже немолодому Александру II, а Российской империи, об интересах которой, как им казалось, они так усердно пеклись.

На встрече в богемском замке Александр II и Горчаков услышали главное в австро-венгерской позиции по вопросу возможного изменения статус-кво на Балканах: решительное «нет» — большому славянскому государству и условное «да» — иным изменениям при условии территориальной компенсации за счет Боснии и Герцеговины. Решив так, стороны согласились держать все пункты соглашения в тайне.

Да, ну и, конечно же, Константинополь. Из Рейхштадта он даже представился обоим монархам вольным городом, разумеется, в случае окончательного крушения Османской империи.