Читать книгу - "Победоносцев. Вернопреданный - Юрий Щеглов"

Казалось, несчастья и неудачи подстерегали за каждым углом, но, разумеется, мало кто был готов внутренне к мартовским идам. После взрыва, учиненного Халтуриным, охрана взялась за ум и принялась за организацию дела безопасности с удвоенной энергией. Полицеймейстер Дворжицкий, кстати, руководивший сечением Боголюбова в доме предварительного заключения, перешел в императорскую охрану и, ничуть не смущаясь и не страшась ответственности, возглавил ее. Дворжицкий — поляк по происхождению, что, впрочем, не мешало удачно складывающейся карьере вопреки давнему высочайшему повелению, отданному более чем десять с лишним лет назад, которое гласило: ни в каком случае не допускать на службу католиков, поляков, выкрещенных из евреев и чисто православных русских, женатых на выкрещенных еврейках и присоединенных в православие католических польках. Один из крупных знатоков агентурных мероприятий сетовал, и не без оснований, что охрана государя представителями упомянутых национальностей переполнена. Яркий пример — полковник Дворжицкий, весьма дурно зарекомендовавший себя после вынесения приговора Засулич. Вместо того чтобы изолировать ее, а затем испросить дальнейших указаний у высшего начальства, он последовал приказу того же Анатолия Федоровича Кони, но выпустил террористку на Шпалерную прямо в возбужденную и сопротивляющуюся жандармам толпу, а Кони просил провести Засулич через ворота на Захарьевскую — пустынную и широкую улицу, по которой оправданная в соответствии с законом молодая женщина уедет куда ей вздумается. Дворжицкий поступил иначе, возможно, из карьерных соображений. Засулич между тем все равно исчезла и обрекла полицию на долгие бесполезные поиски. Не очень-то умно поступил полковник! В сущности, против желания собственного начальства. И вот такому-то красивому и элегантному хлыщу была доверена охрана государя после покушений Соловьева и Халтурина. Соловьев стрелял, а царь, как заяц — петляя, бежал от него, чем и спасся. И никого из агентов и охранников не уволили. Халтурин проник во дворец и пользовался там доверием до тех пор, пока не объявил себя взрывом.

Болея в феврале гриппом и сидя на Литейном под присмотром врачей, слабея от лекарств и тяжелых дум, Константин Петрович, конечно, не мог вообразить и в страшном сне, что на него да и на всю Россию обрушится через две недели. Правда, какие-то предчувствия угнетали его. В конце января он почему-то часто вспоминал о Николае Михайловиче Баранове, именуя, с присущей ему иронией, этого сильного, по мнению многих, человека ковенским искателем подвигов и приключений. Красавца Баранова отправили губернаторствовать в неспокойное Ковно, вытребовав из зарубежной командировки в Румынию и Францию, куда его послал граф Лорис-Меликов для наблюдения за революционерами. Необходимость в крепком, мощном руководстве ощущалась остро, и ближайшие события послужили тому печальным подтверждением. Если бы царской охраной занимался не глуповатый формалист Дворжицкий, который расставлял полицейские посты по Невскому и понатыкал по пути следования не очень внимательных и подготовленных топтунов, не умеющих отличить настоящих уличных прохожих и праздношатающихся от действительных метальщиков-бомбистов, гибель монарха была бы предотвращена и история России покатилась бы по иному пути. На месте кровавых событий Дворжицкий вел себя куда как трусливо и нелепо. Вместо того чтобы не позволить силой императору приблизиться к Рысакову и повернуть от него к Гриневицкому, таким образом предотвратив неминуемую смерть, он не прикоснулся к священной особе государя, не преградил ему путь и, по сути, стал одним из виновников происшедшего несчастья. На месте бойни возникла страшная неразбериха. Никто, кроме императора, не проявил смелости и непреклонного желания исполнить долг. Как юристу, знакомому с приемами уголовного разбирательства, Константину Петровичу ужасная картина случившегося на изуродованной взрывом набережной Екатерининского канала по прошествии нескольких часов стала совершенно ясна.