Читать книгу - "Тито и товарищи - Йоже Пирьевец"

Входе последних военных операций в мае 1945 г. югославские вооруженные силы захватили и отправили в заключение 125 тыс. коллаборационистов и 280 тыс. немецких бойцов, причем в первую очередь они следили за тем, чтобы гестаповцам не удалось сбежать^[888]. В конце 1944 г. Тито дважды объявлял амнистию тем членам отрядов квислингов, которые не запятнали себя преступлениями, в случае их перехода в ряды партизан. По соглашению с Шубашичем многие хорватские домобранцы также использовали эту возможность и дезертировали из вооруженных сил НГХ. Однако поскольку Шубашич не имел никакого влияния в Сербии и Словении, то там четники, домобранцы и другие коллаборационисты из-за своей идеологической зашоренности не последовали этому примеру^[889]. 14 мая Тито издал приказ, что следует любой ценой предотвращать убийства военнопленных и заключенных, а подозреваемых в военных преступлениях отдавать под суд. «Всех военнопленных передать главным штабам Словении и Хорватии»^[890]. Однако уже 18 мая он ликвидировал упомянутые штабы и включил их подразделения в ЮА, во многом под влиянием информации об угрозе вооруженного конфликта с британцами и американцами на западной границе. Поскольку 1 мая партизанские силы освободили и заняли Триест и Горицу, отношения между Белградом с одной стороны и Лондоном и Вашингтоном – с другой резко обострились. Союзники категорически потребовали ухода югославов с этой стратегически важной территории, сами же были готовы продвинуться до Любляны^[891]. Ощущение грозящей опасности, охватившее югославских вождей при таком развитии событий, вероятно, только укрепило их убеждение, что необходимо как можно скорее «уничтожить» плененных или возвращенных на родину югославских коллаборационистов. Примерно 30 тыс. из них удалось пробиться в южную Каринтию, но британцы большинство вернули на родину, хотя и не могли питать иллюзий относительно их дальнейшей судьбы^[892]. Тито и его ближайшие соратники неоднократно обсуждали грядущий кровавый суд в конце войны, в том числе и в конце декабря 1944 г. в Белграде на совещании начальников ОЗНА, во главе которого стоял Александр Ранкович. На нем постановили физически ликвидировать всех бойцов квислингских отрядов. Окончательное решение о том, как поступить с ними, вероятно, приняли в Загребе на строго секретном совещании Тито с командующими четырех армий ЮА на основании оценки сложившейся на тот момент стратегической ситуации. Они опасались, что в случае конфликта с западными союзниками коллаборационисты перейдут на их сторону и станут своего рода «троянским конем» или «бомбой замедленного действия»¹. Когда британцы во второй половине мая 1945 г. действительно начали их возвращать, в Словению прибыл полковник с письмом Ранковича, адресованным местному руководителю ОЗНА Матии Мачеку, в котором говорилось, что нужно осуществить «жюстификацию»^{[893] [894]}. Сведение счетов с домобранцами, усташами, недичевцами, льотичевцами и четниками было фундаментальным: первых расстреляли в Словении, а остальных – кого не убили – погнали «маршем смерти» в лагеря во внутренних районах страны, откуда их должны были интернировать, но до которых мало кто добрался живым^[895].

Тито не сожалел об этой кровавой расправе, напротив, он считал ее более чем оправданной, особенно в то время, когда у него начался конфликт со Сталиным. «Тогда, – полагал он, – мы избежали вооруженного вторжения, поскольку Югославия была единой, а различные реакционные элементы в стране не могли осуществлять провокации, так как мы уничтожили их главную силу во время народно-освободительной борьбы»^[896]. Моральным оправданием этой бойни, по утверждению Тито и других руководителей, также несших ответственность за нее, служило то, что «приговор» жертвам «вынес народ»^[897]. Когда Джилас спросил у Тито, почему это произошло, тот хотя и признал, что было пролито много крови, велел ему больше никогда об этом не говорить. Вскоре он приказал «прекратить убийства. Никто больше не боится смертной казни». Действительно, 3 августа 1945 г. была объявлена амнистия. Убийства прекратились, но продолжалась охота на тех – главным образом сербов и хорватов, – кто с оружием в руках в лесах продолжал вести борьбу против режима^[898].

Циничная расправа Тито с «контрреволюционерами» не вызвала отклика на Западе. А Сталин ее одобрил, и югославские руководители очень гордились его похвалой. На встрече с польской делегацией хозяин Кремля критиковал варшавские власти за недостаточную жесткость по отношению к оппозиционным силам и поставил маршала им в пример: «Тито молодец. Он убил всех своих врагов»^[899].