Читать книгу - "Тито и товарищи - Йоже Пирьевец"

«Склонность к чрезмерной и вульгарной роскоши, которую выказывают высшие лица режима, – писал в середине 1960-х гг. из Загреба американский консул, – является одной из их самых неприятных характерных черт. Широкая общественность более всего ставит им в вину расхождение между теорией и практикой коммунизма, нежели какой-либо другой аспект общественной системы»^[874]. Хуже всего было в первые послевоенные годы, когда для «народа» ввели особые пункты, карточки и боны для покупки продуктов питания и одежды, а избранные без колебаний накинулись на блага, о которых столько времени могли лишь мечтать. Характерен пример Карделя, который еще в мае 1944 г. больше всего хотел иметь наливную ручку. Через год он мог пожелать для себя и многое другое^[875]. Сербский писатель и бывший партизан Добрица Чосич в 1950 г. жаловался в своем дневнике: «Внешние характерные черты нашей бюрократии можно объединить, используя такие определения и предметы: Дединье. Автомобиль. Нейлоновые чулки. Шаль из воздушного шелка. Кожаное пальто. Ботинки “велебит”, которых нет в свободной продаже. Магазин для дипломатов. Охота. Верховая езда. Теннис. Премьеры. Посещение художественных салонов. Приглашение великих художников и актеров на обеды. Интерес к футболу и искусству…» Он отмечал и противоположное: «На Чубуре ночи напролет, с девяти вечера до самого утра, ждут в очереди мяса в свободной продаже. Семьи организуют дежурства и сменяют друг друга. Толпы людей перед мясными лавками. Сидят, говорят, играют, жалуются, обвиняют. Действительность всё меньше походит на идеал»^[876].

Тито часто покидал Белград, причем сначала охотнее всего приезжал в Словению на озеро Блед, где жил летом, избегая удушающей жары столицы. Начиная с 1947 г. его любимой резиденцией стала группа островов Бриони в Истрии, где он занял виллы, построенные еще во времена Австро-Венгерской монархии или Королевства Италии. Сначала он жил на вилле герцога из Сполето, которую позже отдал Карделю, а для себя приказал построить новую и больших размеров, подходящую для приемов, на которых бывало до 500 человек. Он засадил остров лесами и, как писал в начале 1970-х гг. посол Западной Германии, привел «скромное, пришедшее в упадок земельное владение в нынешнее состояние, напоминающее загородную резиденцию какого-нибудь римского императора». На 770 га, где паслись примерно 200 голов диких рогатых животных, он велел построить отель люкс и ряд бунгало, предназначенных для высших представителей югославского руководства и высоких иностранных гостей^[877]. Среди них было много членов европейских королевских семейств и актеров, пользовавшихся всемирной известностью, например: Орсон Уэллс, Софи Лорен, Джина Лоллобриджида, Жозефина Бейкер, Элизабет Тейлор, Ричард Бартон, Юл Бриннер и др.^[878] Он обустроил пляжи, и даже пожелал иметь зоопарк для экзотических животных, которых ему дарили руководители афро-азиатских государств. Тито приказал построить ему личную виллу на островке Ванга, где он занимался фотографией и заготовкой вина, но прежде всего – обработкой металла и дерева. Он гордился тем, что принадлежит к людям «моторов и станков». Был там у него и свой погреб, куда он охотно звал гостей. Для самых важных из них находились даже бутылки года их рождения^[879]1. При этом характерно, что на строительстве на Бриони использовали труд заключенных, что не смущало Тито, ведь всё, «что было великого в истории, построили рабы»^[880]. По словам британского посла, так возникла помесь Аркадии и зоопарка Випснаде^[881]. В послевоенные десятилетия в этом сахарном раю об удобствах и безопасности Тито заботились несколько тысяч человек. Как писал один из его личных врачей, ни один из современных правителей не жил в большей роскоши и благополучии^[882].

* * *

«Революционеры» из окружения Тито не возражали против этого сатрапского вкуса, отчасти потому что сами довольно быстро приспособились к привилегиям, которые давала власть, отчасти из осторожности, чтобы не впасть в немилость. Они также присвоили себе виллы и богатства «врагов народа»^[883] и привыкли к сладкой, часто аморальной жизни, как будто стремились наверстать упущенное^[884]. «Все уже превратились в добровольных слуг единства партии и идеологии, – пишет Джилас, – все уже стали чужими и бессильными вне рамок своей секты, вне власти и утопии»^[885].

Когда Анте Топич Мимара оставил свою коллекцию «хорватскому народу», Тито просто приказал разместить ее в своей загребской резиденции, вилле «Вайс». Но это было не самым страшным. Хуже всего было то, что сразу после войны началось оформление сильной вертикальной комиссарско-партийной структуры, которая функционировала как независимая власть наряду с государственной. «Такая вертикаль, – говорил Гойко Николиш, – неизбежно должна была привести к негативным последствиям: она переродилась в автономную силу и присвоила себе функцию бюрократического управления». Конечно, первыми под удар попали интеллигенты, которые уже просто из-за того, что являлись ими, автоматически считались подозрительными. «Слишком много думают»^[886]. Они, как и широкие народные массы, едва ли подозревавшие о привилегиях, которыми пользовались представители партийной элиты, вплоть до смерти Тито не имели возможности высказать свои взгляды. Редко случалось, чтобы общественное мнение выражалось настолько явно, что его фиксировали. Так, например, произошло в конце 1960-х гг., когда в Белграде и других городах демонстрировали фильм о повседневной жизни Тито в роскошной вилле на Бриони, окруженной волшебным парком. Сцену, в которой маршал сидел на террасе с сигаретой во рту и что-то подчеркивал карандашом в каком-то, очевидно, чрезвычайно важном документе, общественность комментировала с издевками и насмешками. Но это были не просто насмешки: когда люди увидели зоопарк Тито, они не могли удержаться от комментария, что «на Бриони о животных заботятся больше, чем в этой стране о рабочих»^[887].