Читать книгу - "Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века - Алиса Ганиева"

В общем, поняв, что Маяковский не приедет, Татьяна приняла предложение виконта. Спецоперация Эльзы и Лили удалась. Оставался финальный аккорд — преподнести новость Маяковскому. В итоге Лиля разыграла целый спектакль:

«11 октября 29 года вечером — нас было несколько человек, и мы мирно сидели в столовой Гендрикова переулка. Володя ждал машину, он ехал в Ленинград на множество выступлений. На полу стоял упакованный запертый чемодан.

В это время принесли письмо от Эльзы. Я разорвала конверт и стала, как всегда, читать письмо вслух. Вслед за разными новостями Эльза писала, что Т. Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже и в которую был еще по инерции влюблен, выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, что венчается с ним в церкви, в белом платье, с флердоранжем, что она вне себя от беспокойства, как бы Володя не узнал об этом и не учинил скандала, который может ей повредить и даже расстроить брак. В конце письма Эльза просит посему-поэтому ничего не говорить Володе. Но письмо уже прочитано. Володя помрачнел. Встал и сказал: что ж, я пойду. Куда ты? Рано, машина еще не пришла. Но он взял чемодан, поцеловал меня и ушел. Когда вернулся шофер, он рассказал, что встретил Владимира Владимировича на Воронцовской, что он с грохотом бросил чемодан в машину и изругал шофера последним словом, чего с ним раньше никогда не бывало. Потом всю дорогу молчал. А когда доехали до вокзала, сказал: “Простите, не сердитесь на меня, товарищ Гамазин, пожалуйста, у меня сердце болит”.

Я очень беспокоилась тогда за Володю и утром позвонила ему в Ленинград, в “Европейскую” гостиницу, где он остановился. Я сказала ему, что места себе не нахожу, что в страшной тревоге за него. Он ответил фразой из старого анекдота: “Эта лошадь кончилась” — и сказал, что я беспокоюсь зря»^[351].

Однако, согласно Лилиным дневниковым записям, звонок в Ленинград случится не наутро, а только через шесть дней, — значит, траур по Татьяне длился не одну ночь, а по меньшей мере шесть:

«Беспокоюсь о Володе. Утром позвонила ему в Ленинград. Рад, что хочу приехать. Спросила, не пустит ли он себе пулю в лоб из-за Татьяны — в Париже тревожатся. Говорит — “передай этим дуракам, что эта лошадь кончилась, пересел на другую”. Вечером выехала в Питер»^[352].

В своих воспоминаниях она продолжает: «Володя был невыразимо рад мне, не отпускал ни на шаг. <…> Видно, боль отошла уже, но его продолжало мучить самолюбие, осталась обида — он чувствовал себя дураком перед собой, передо мной, что так ошибся. Он столько раз говорил мне: “Она своя, ни за что не останется за границей…”»^[353].

Забавно, что, передаваемая из уст в уста, эта история извратилась и до самой Яковлевой дошла уже в таком виде (переданном Зоей Богуславской): «А Маяковский как об этом узнал? Он был у Лили Брик. А Эльза Триоле, которая познакомила Маяковского с Татьяной Яковлевой, совершенно не была в восторге от того, чтобы оно продолжалось, как продолжается. И так подстроили, что, когда Маяковский был у Лили Брик, позвонила Эльза, Маяковский был у Лили. Он взял другую трубку — он всегда слушал, как сестры разговаривают, он как член семьи уже был. И Эльза сказала: “Скажи Володе, что Татьяна вышла замуж”. И он упал без сознания у трубки»^[354].

Словом, Лиля в очередной раз доказала Маяковскому, что ее лучше слушаться.

Письмо это, про флердоранж, вызывает много вопросов. В переписке сестер оно не сохранилось (впрочем, многие письма тех месяцев, касающиеся Яковлевой, пропали — видно, были уничтожены). Письмо тем более странное, что свадьба Яковлевой с виконтом дю Плесси, французским атташе в Варшаве, состоялась лишь 23 декабря, через два с половиной месяца после чтения письма — какой уж тут флердоранж. Неужели подробности о наряде невесты разглашались заранее?

Вероятно, письмо было подстроено и намеренно прочитано вслух при Маяковском. А может, и вовсе сфальсифицировано самой Лилей? В ее дневнике запись про чтение письма почему-то всплывает дважды. 1 декабря она делится: «Эля пишет — Татьяна венчается в белом муаровом платье с fleur d’orangez!..» — как будто забыв, что про письмо и венчание уже упоминала!

А что же Татьяна? Через многие годы она рассказывала другу:

«Мы с дю Плесси ходили в театры, я ему сказала, что чуть не вышла замуж за русского. Он бывал у нас в доме открыто — мне нечего было его скрывать, он был француз, алиботер (вероятно, публикатор неверно расшифровал слово — скорее всего, было написано «селибатер», то есть холостяк. — А. Г.), это не Маяковский. Я вышла за него замуж, он удивительно ко мне относился.

— Ты его любила?

(Долгая пауза.)

— Нет, я его не любила. В каком-то смысле это было бегство от Маяковского. Ясно, что граница для него была закрыта, а я хотела строить нормальную жизнь, хотела иметь детей, понимаешь?»^[355]

Зое же Богуславской, бравшей у нее интервью для своей книги об американках, она сказала: «…никогда бы в жизни я не вышла замуж за Маяковского. Всё, что у вас написали, написали против Лили, чтобы сказать, что она его убила, не дала жениться на Татьяне Яковлевой»^[356].

С дю Плесси Татьяна прожила чуть больше десяти лет. В Варшаве, где ее муж работал в посольстве, ей не нравилось, и она добилась возвращения в Париж. По слухам, виконт был так зол на жену из-за своей разрушенной карьеры, что начал вести себя непотребно. Через несколько лет Татьяна, говорят, застала его в постели с дочерью советского полпреда Леонида Красина — того самого, который опекал Бриков и Маяковского за границей и который, узнав, что у Маяковского перед отплытием в Америку вытащили из гостиничного номера все деньги, язвительно воскликнул: «На всякого мудреца довольно простоты!» С мужем Татьяна не развелась — из-за ребенка.

С другой дочерью Красина, Любой, она столкнулась на юге Франции, когда восстанавливала силы после ужасной автокатастрофы. Говорят, красавицу так искорежило, что вначале ее приняли за мертвую и отправили в морг. Яковлева прошла чуть ли не через три десятка пластических операций и стала совсем как новенькая, остались только шрамы на кисти руки, и голос из-за задетой гортани превратился в низкий-низкий, но ее это только красило. Так вот, вместе с Любой Красиной на море отдыхал ее жених, молодой эмигрант, художник и скульптор Александр (Алекс) Либерман. Бумеранг вернулся в семью полпреда — Алекс остался с Татьяной. С мужем она, правда, не разводилась. Свадьба с Алексом состоялась только после гибели дю Плесси, самолет которого был сбит в 1941 году германскими зенитчиками над Ла-Маншем.