Читать книгу - "Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - Владислав Бахревский"

– Я очень обиделась, когда ты убежал в прошлый раз! – призналась Тоня.

– Я же – солдат!

– Немецкий.

– Немецкий. Моя синяя шинель – мой крест… – Опустил голову. – Я даже рук вверх не поднимал, когда стал пленным. Сдалась разгромленная дивизия… нас собрали, как скот. Погнали, как скот, и очутился я за колючей проволокой…

Налил вина:

– Тоня, за счастье!

– А счастье с твоей шинелью согласно?

– Помоги. Помоги мне! Я хочу, чтоб счастье было нашим.

Рюмки снова зазвенели, но в звонах была тревога, что-то очень острое.

Тоня положила на тарелку Ростовского кусок пирога и себе, полоску.

– Люблю клюкву.

– Пирог замечательный. Я такого вкуса еще не знал.

– А почему ты служишь, если твое сердце тоскует по другой жизни?

– Приказ за номером 270. Кто сдался – враг, семья попавшего в плен – враги. Ростов под немцами, а если будет у наших, наши арестуют мою маму, мою сестру. Ведь я – предатель.

– Этот твой приказ – сам враг русского народа! – грозно сдвинула брови Тоня. – Война без плена не бывает. Наши войска отступали целых полгода. В плену миллионы советских людей. Их всех в тюрьму посадить надо? Посадить того, кто, отступая, бился насмерть?

Тоня взяла бутылку и сама разлила вино.

– Володя, за победу!

Ростовский встал, снял с себя френч.

– Теперь можно. За победу!

Он подошел к девушке, чуть обнял, а поцеловал – ой как!

– Я не знаю, чем бы мог помочь тебе, твоим, нашим?

– Есть один человек, он ищет возможность достать пропуск в Черный Поток, в Ясенок.

– Прифронтовая сторона. Такой пропуск может стать ловушкой для смельчака. Ты хорошо знаешь этих людей?

– Хорошо.

– Им нужна система оборонительной линии?

– Не знаю.

У Тони сердце катилось из груди куда-то вниз, в пятки.

– Я добуду велосипеды.

– Одного хватит.

– Одному прокатиться не получится. Нужно искать два велосипеда, ему и мне.

У Тони глаза просияли.

– Ты тоже поедешь?

– С немцами надо говорить по-немецки, особенно в прифронтовой полосе.

Пришла Шура с Тамарой:

– Простите! Полицаи по домам ходят.

Ростовский застегнул мундир на все пуговицы. В горницу ввалились два полицая.

– Эй, хозяйка! – И осеклись при виде легионера в офицерской форме.

– Что вам надо? – спросил Ростовский по-немецки. – Вы – мародеры? Захотели под расстрел?!

Полицаи шарахнулись прочь из дома.

– И мне пора, – Ростовский взял Тоню за руку, поцеловал. – Какого роста твой знакомый?

– Выше меня, но пониже тебя. Он – школьник. Ему бы в десятом учиться…

– Наше катание возможно в воскресенье. В пятницу ты меня познакомишь с будущим другом.

В тот же день Лясоцкая отправила донесение в отряд:

«Ростовский развязал язык. В плену он находится с первых дней войны. Был в лагере для русских пленных. Испытал все ужасы холода, голод, бесчеловечное отношение, смерть товарищей. Был морально сломлен, дал согласие служить у врага. Теперь опомнился, проклинает себя за малодушие. Мучает совесть, спрашивает, что он может сделать, чтобы искупить вину. Изучаем его возможности и его связи. Ждем дополнительных указаний. Непобежденная».

Мария Михайловна пожила на заставе – сплошь госбезопасность. Знала, какой язык они понимают. Кто он, Золотухин? Сержант НКВД. Теперь лейтенант, может, старший лейтенант?