Читать книгу - "Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер"

– Сделал? – спросила Хюррем.

– Все как просили, – кивнул Аббас. – Семя посеяно.

– Слухи доползут до ушей Сулеймана?

– Ну а как им не доползти-то?

– Вот и хорошо, – улыбнулась она. – А как там Джулия?

– И у Джулии тоже все хорошо, – ответил он, отказываясь заглатывать наживку.

– До чего же ты все-таки верный друг. Спасибо, можешь идти, Аббас.

Врожденное увечье не позволяло Джихангиру ни стоять, ни сидеть прямо. «Будто под тяжестью взваленного на плечи невидимого мешка вечно согнут», – подумал Сулейман.

Ни коня пришпорить, ни тетиву натянуть, ни саблей взмахнуть не в состоянии. Даром что сын гази. Однако именно этот калека был любимым сыном султана.

– Виделся с Мустафой?

Джихангир глаз не поднял. Как всегда, подумал Сулейман, робеет передо мной будто конюх.

– Он в добром здравии, мой господин. Шлет приветы.

– А мать его как, тоже в добром здравии?

– Воистину так, господин.

Сулейман пал духом: «Парень выглядит так, будто ждет, что я его вот-вот повелю казнить».

– Устало выглядишь, – сказал он.

– Путешествие трудно далось.

– Поохотились-то хоть на славу?

– Да, каждый день с утра до ночи.

– Мустафа явил к тебе великое дружеское расположение, – сказал Сулейман, а сам все думал: с чего бы это? Из любви ли? Или же Мустафа использует сводного брата как шпиона-осведомителя?

– Думаю, он меня просто жалеет, – сказал Джихангир, будто прочтя мысли отца.

Сулеймана потрясло столь откровенное признание. Джихангир оказался проницательнее, чем он предполагал.

– Уверен, что это неправда, – сказал Сулейман, хотя и сам на миг в такую возможность почти поверил. – А обо мне он разговор заводил?

– Спрашивал, как твое здоровье.

– И больше ничего?

Джихангир, чуть поколебавшись, отрицательно мотнул головой.

– Ну что же, я рад твоему благополучному возвращению.

Джихангир попрощался и удалился с видимым облегчением.

«Боится он меня до смерти, – подумал Сулейман, – прямо как я в свое время боялся собственного отца. Вот оно – истинное наследие рода Османов: мы губим собственных детей».

Глава 85

Пар поднимался от сырой брусчатки и боков тяжело дышащих ишаков, тянувшихся гуськом по извилистому проулку у фруктовых рядов. Был самый разгар сезона бахчевых, и уличные торговцы выложили свой громоздкий товар пирамидами не только на прилавках, но и прямо на земле. Каких только арбузов и дынь там не было – и в крапинку, и в полоску, от темно-зеленых до ярко-золотистых. Запахи же просто приводили все чувства в смятение, но доминировали над всем ароматы спелых фруктов, сточных вод и древесного дыма.

Над улочкой, заслоняя утреннее солнце, нависали деревянные дома, и внизу было промозгло и холодно.

Сулейман ковылял на негнущихся от боли ногах вверх по склону, пристроившись вслед за каким-то носильщиком, вполне удачно расчищавшим перед ним путь. Тот упорно шел вперед и вверх, согнувшись в три погибели и придерживая руками, опущенными до щиколоток, концы веревки, которая удерживала у него на спине целую башню из коробок с инжиром.

Когда-то давным-давно Сулейман успешно совершил подобную вылазку из дворца ради выяснения истинного мнения улиц. И теперь решил, что самое время этот опыт повторить.

Остановившись у одного из лотков, он сделал вид, что придирчиво выбирает персики, а сам прислушался к беседе продавца с его соседом по рядам.

– Говорят, султан наконец снова выступит на восток против шаха, – сказал один из них.

– Давно пора было. Персы который год там наших за бороды таскают да лицом в грязь тычут. У нас величайшая армия в мире, а он ее все маринует в казармах, – ответил другой.

– Да, вот Мустафа – тот бы не позволил шаху так над нами измываться, – подначил их на дальнейшую откровенность Сулейман.

Оба торговца поглядели на него настороженно. Но один из них все равно не удержался и клюнул на наживку.

– Мустафа – великий воин. Будь его воля, голова шаха давно бы вялилась над вратами.

– Так, может, пора бы уже Мустафе стать нашим новым султаном? – сказал Сулейман.

Оба случайных собеседника посмотрели на него как на тронувшегося умом.

– Ты язык-то попридержи, а то у султана повсюду уши, – сказал торговец дынями.

– А я вот султана ничуть не боюсь, – сказал Сулейман.

– Что у всякого на уме, то у смелого на языке, – вдруг подпел ему продавец персиков. – Сулейман же старик уже. Я еще молоком матери питался, когда он одержал свою последнюю великую победу.

– Однако же он все равно сделал множество великих дел, – сказал продавец дынь. – Он возвел для нас дивные мечети во славу Аллаха, а флотилии его безраздельно владычествуют в Средиземном море.

– Какой нам прок от его флота, когда персидский шах обитает и бесчинствует в пустыне?! Говорю тебе, это лишь вопрос времени! Рано или поздно Мустафе надоест слышать вокруг себя одно лишь блеяние коз у себя в Амасье, и тогда он спустится с гор и сметет Сулеймана с трона! И, заметь, это не я один говорю. Об этом известно всем и каждому!..

– Цыц! – вдруг оборвал продавца персиков стоявший на дынях явно более опытный купец и обратил гневный взор на Сулеймана, заподозрив в нем шпиона.

– Тебе чего надо? Хочешь персиков купить – плати деньги и ступай отсюда. Не хочешь – просто ступай, а не мни нам их тут, пока все не перепортишь! И дураков, которые наговорят себе на секир-башка, поищи в другом месте!

Сулейман пожал плечами и двинулся дальше. Путь через давку ему теперь прокладывал осел с полными корзинами вишен по бокам. А по-мужски грубые и прямые слова торговцев так и продолжали звенеть у него в ушах.

Глава 86

Месяц спустя Рустем прибыл под стены крепости на утесах Зеленой реки с эскадроном сипахов и полком янычар. Разбив лагерь внизу и водрузив над входом в свой шатер штандарт с шестью конскими хвостами, визирь стал дожидаться, когда Мустафа спустится к нему из своей крепости.

Вскоре послышался цокот копыт султанского сына со свитой. В отличие от полевых лагерей христианских армий, в османском царили идеальный порядок, железная дисциплина и полная тишина. Ни пьянства, ни азартных игр, зато ежедневно, когда нет сражений, неукоснительно пять намазов в день. Ни один всадник не мог приблизиться к лагерю без ведома Рустема.

Разрозненный и отдаленный поначалу стук копыт вскоре разросся до громового рокота, будто гроза налетела на ряды палаток османов. Рустем вышел наружу и дождался появления всадников.

Их оказалось не более двух дюжин, и все они, кроме одного, были в алых шелковых куртках сипахов. Лишь Мустафа был весь в белом, перо цапли крепилось к его тюрбану застежкой с брильянтом,