Читать книгу - "Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский"

* * *

В парижских книжных лавочках я разыскал несколько книг, посвященных офицерской величественности той войны.

Вот пожухлая, с неразрезанными страницами, книжка Б. Адамовича «Трыстень. 15-28-УП-1916. Ко дню 225-летия Лейб-Гвардии Кексгольмского Полка». На пожелтевшей шершавой обложке в голубой с желтым рамочке под названием – рисунок креста со шпагой и вензелем, он вплетен в черно-белые цветы и колосья. Издано в 1935 году в Париже, посвящено Трыстеньскому бою, за какой десятеро гвардейцев-кексгольмцев получили Георгиевские кресты, а трое – Георгиевское оружие. Эпиграф:

«Да поможет мне Господь честно и нелицеприятно выполнить свой долг перед Полком – славным, верным Рыцарем Родины». Из «Памятки» о бое 15 июля Полковника А. А. Барковского.

Другая книжка, тоже в мягкой жухлой обложке, тоже неразрезанная, кумачового цвета: «Лейб-Драгуны дома и на войне», – издана в Париже в 1930 году. Названия некоторых глав: «Это было давно, но я помню, когда это было», «Пристрелялись», «Еще горушку!», «Ульвовек и мой враг австриец», «С Лейб-Драгунами в гражданской войне»…

Еще одна, в более плотной обложке – серебряного цвета:

В. Н. Звегинцов. «Кавалергарды в Великую и Гражданскую войну. 1914–1920 год». Вышла в Париже в 1938 году с указанием: «Этой книги издано триста (300) экземпляров, из коих сто пятьдесят (150) номерованных. Экземпляр номер 116». Есть фото «Полотнище полкового Штандарта, пожалованного в день столетнего юбилея 11 января 1899 года». Эпиграф:

«Мы не стремимся быть первыми, но не допустим никого быть лучше нас». Граф А. И. Мусин-Пушкин…

Такие слова сделали бы честь и поэту Пушкину… Более шести десятков лет прошло, чтобы эти книжки, неразрезанными и только под номером 116 из ста пятидесяти (в числе трехсот!), изданные на последние гроши уцелевших удальцов элитных императорских полков поразили москвича, заехавшего в парижскую «глушь». Как же больно открывать их уже и на ветшающих имперских обломках моей Родины! И я читаю из «Трыстени» первые строки, печально дивясь истине автора лейб-гвардейца, подтвержденной через шестьдесят лет:

«Такие выражения, как – «Русского солдата надо не только убить, но еще и повалить», как – «Довольно нескольких старых офицеров, чтобы восстановить полк, от которого, кроме них, почти никого не осталось», или такие, одномысленные с теми выражениями категории, как – «Костер не погас, пока тлеется последняя искра», – верны как утверждения выносливости человека вообще, а Русского солдата и Русского народа – в особенности. Верно то, что и человека-бойца, и полк, и армию, и народ, после великих потрясений, можно восстановить во всей прежней духовной силе, – однако, при одном лишь условии – при предоставлении на это времени и памятуя, что успех такого восстановления прямо пропорционален времени, данному на отдых и работу. Скороспелость же в исполнении таких заданий ведет к восстановлению лишь в числе и внешности, но не в духе и силе…»

* * *

В начале наступившего 1917 года жизнь командующего корпусом Антона Ивановича Деникина на Румынском фронте шла своим военно-походным порядком.

Какие личные события у него в это время? Начал брить наголо голову, потому что на ней, как говорят, волос осталось – по именам известным. Надоело «для лохматости» чесать их вперед. С поседевшей бородой и еще довольно темными усами генерал не расстался.

Еще один сдвиг, что с невестой после встречи на похоронах матери Деникин и в письмах перешел на «ты». Правда, Ася не смогла потерять свое «вы» к нему, продолжала обращаться к жениху, именуя его по имени-отчеству, а в простоте – Иванович. Ефимовичем называла по гроб жизни Деникина-старшего и его жена, младшая мужа на 37 лет. Иванович был верным наследником своего батюшки и в данном вопросе.

Генерал, зная, что творится в общественных сферах Петрограда, но опасаясь военной цензуры, в первых январских письмах к Асе пытается отделываться бытовыми замечаниями:

12 января 1917 года

Вот и праздники прошли. Вяло, скучно, тоскливо. Как будто их и не было. В особенности великолепна встреча Нового года: продукты, выписанные к праздникам, не поспели, встречать было нечем, и часов в 11 – по военному в 23 часа – залег в постель, вооружившись историей Востока (читаю систематически историю). Не правда ли, оригинально! Встреча Нового года и история Востока и Ассирии! Да здравствует чистая наука и да накажет небо румынских железнодорожников!..

17 января 1917 года

Напоминает доброе старое время кавказских войн, когда с Россией сносились только оказиями. Русские армии защищают остатки державной Румынии, но подлые бюрократы ведут спор о какой-то там почтовой конвенции, и наша почта ходит с оказией или нарочным…

В этом письме генерала уже прорывает:

Какие же нравственные силы будет черпать армия в этой разрухе? Нужен подъем, уверенность…

В конце следующего письма Деникин взрывается:

12 января 1917 года

Отношения с союзниками налаживаются плохо. Друг другу не слишком верим. И нет в нас той немецкой самонадеянности, с которой они наложили свой тяжелый кулак на политику, экономическую жизнь и стратегию своих слабейших союзников…

На родине стало из рук вон худо. Своеручно рубят сук, на котором сидят спокон веку…

Политически Деникин был слева, но, понимая, чем грозит России междоусобица в войну, переживал за потрясение государственных устоев в это время. Полноценно же он не мог высказаться из-за военной перлюстрации писем, отделываясь ядовитым раздражением журналиста:

17 февраля 1917 года

Ты недовольна, что мало пишу об окружающей обстановке. Это верно. Но в отношении большинства вопросов действий, жизни армии и даже страны, вопросов, которые могли бы иметь интерес, мы связаны «соблюдением военной тайны». И не столько сущностью и пользой дела, сколько усмотрением господ цензоров, из которых много людей невежественных. Я раньше получал много задержанных писем по причинам самым нелепым. Так, например, когда мы стояли в болотах Полесья, часто присылали мне «для соответствующего распоряжения» солдатские письма, в которых встречались такие «преступные» фразы: «в окопах вода»!! Кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что об этом узнал бы немец, сам в воде плавающий. По тем же причинам чужого любопытства избегаю характеристик. Потому письма мои бледны и малосодержательны. И в отношении вопросов, совершенно нейтральных – сердца и души, – не слишком приятно, когда в них копается чужая и не всегда чистая рука…

Долетела весть о происшедшей в Петрограде революции! Деникин уже не стеснялся:

События развернулись с неожиданной быстротой и с грозной силой. Дай Бог счастья России!..

Антон Иванович, никак не предполагая (прямодушных в заговорщики не берут), что императора подведут к отречению от престола, следом воодушевленно пишет:

Перевернулась страница истории. Первое впечатление ошеломляющее благодаря своей полной неожиданности и грандиозности. Но в общем войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно. Высказываются осторожно, но в настроении массы можно уловить совершенно определенные течения: