Читать книгу - "Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин"

Переговоры совпали по времени с политическим кризисом в Верхнеудинске. Хотя на смену Ширямову и Гончарову в Дальбюро пришли Борис Захарович Шумяцкий (Андрей Червонный) и Валентин Иванович Хотимский, они тоже не поддержали планы Краснощёкова относительно буферного государства, вынудив его уехать в Москву. Шумяцкий сменил Краснощёкова на посту министра иностранных дел ДВР, а в июле 1920 года возглавил Совет министров республики. Шумяцкий и Хотимский укрепили зависимость Дальбюро от Сиббюро и, несмотря на протесты Юрина, прекратили попытки сотрудничества с эсерами и меньшевиками. Сиббюро утверждало, что Япония намеревается использовать создание единой республики для установления контроля над регионом, и приказало верхнеудинскому правительству затянуть процесс объединения или хотя бы провести учредительный съезд вне японской сферы влияния. Кроме того, Сиббюро подтвердило, что центральную роль в объединении должен играть Верхнеудинск, послав соответствующие директивы владивостокским и благовещенским большевикам^[567].

Медведев и Никифоров протестовали против затягивания процесса и рекомендовали сделать буферное государство настоящей демократией, созвав Учредительное собрание, а не непонятный учредительный съезд. Но Верхнеудинск отказался отправлять официальную делегацию во Владивосток, прислав лишь военную делегацию для переговоров с японцами. Эту делегацию возглавил Владимир Сергеевич (Билл) Шатов, в прошлом влиятельный анархист в США, после Февральской революции в основном находившийся в Петрограде. Шумяцкий считал, что независимость владивостокского правительства укрепляла власть Семёнова, так называемую «Читинскую пробку» между Верхнеудинском и Благовещенском. Смирнов поддержал эту точку зрения, обещав рассмотреть вопрос об исключении Никифорова из партии и приказав организовать созыв учредительного съезда без участия Владивостока, если владивостокское правительство не признает верховную власть Верхнеудинска^[568].

Владивостокское отделение Дальбюро объяснило, что уступки, сделанные владивостокскими большевиками другим политическим группировкам, позволили им не только добиться видимости демократической власти и создания «единого национального фронта» против японского командования, но и гарантировать большевистское руководство в Социалистическом блоке^[569]. Действительно, владивостокские большевики, в полном соответствии с планом Виленского, контролировали как Социалистический блок, так и крестьянскую фракцию, формально не занимая никаких руководящих позиций. Большевик Георгий Кузьмич Румянцев координировал захват контроля над фракцией крестьян^[570]. Хотя эта фракция включала в себя большевиков, эсеров, беспартийных активистов и (согласно Кролю) монархистов, ее президиум состоял почти из одних большевиков, согласовывавших все свои действия с владивостокским отделением Дальбюро. Крестьянская фракция была организована так, что все ее члены подчинялись большинству, а план ее действий задавал президиум. Это позволяло Дальбюро направлять действия крестьянской фракции, Социалистического блока и предпарламента в целом, представляя свой политический курс выражением воли народа. Впрочем, захват большевиками контроля над фракцией крестьян не прошел без сопротивления. Действия Румянцева привели к консолидации Бюро несоциалистических организаций, а эсеры продолжали бороться за влияние на крестьянство^[571].

НАЦИОНАЛИЗМ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

Различные группы дальневосточных большевиков не имели консенсуса по поводу того, что является главной целью буферного государства – сохранение Дальнего Востока за Россией или экспорт революции в Восточную Азию. В ситуации, когда у Москвы не было четкого плана, это привело к тому, что местные организации и отдельные члены партии вели не согласованную друг с другом политику. «Российские националисты» во Владивостоке стремились обеспечить соблюдение национальных интересов России при помощи стратегии народного (национального) фронта и номинально независимой республики на российском Дальнем Востоке. «Транснационалисты», связанные с Иркутском и в конце лета 1920 года контролировавшие Верхнеудинск, не считали необходимым немедленное формирование единого дальневосточного правительства. Хотя Верхнеудинск продолжал переговоры с другими правительствами, настаивая, что именно он является центром дальневосточного государства, его приоритетом оставался экспорт революции с помощью бурят-монгольских, корейских и китайских активистов. Для «регионалиста» Краснощёкова главной задачей было установить контроль над регионом в целом, и, защищая свой взгляд на ДВР в Москве, он апеллировал как к национализму, так и к интернационализму.

Шумяцкий заведовал внешней политикой ДВР, а Иркутск оставался главным центром «транснационалистов». Через несколько недель после первого заседания Секвостнара в Иркутск прибыла монгольская делегация из семи человек в сопровождении Ринчино. 17 августа 1920 года делегация, представлявшая группу революционеров, называвшую себя Монгольской народной партией (МНП), встретилась с Секвостнаром. Выразив надежду на то, что «революционная Россия встанет на защиту угнетенной и порабощенной Монголии», делегация обратилась к советскому правительству за помощью в деле освобождения и переустройства Монголии. Некоторые из ее членов имели в виду прямую военную помощь, и Гончаров, представлявший в Секвостнаре Сиббюро, спросил, насколько разумной была бы смена китайской оккупации на российскую, особенно принимая во внимание отсутствие единства по этому вопросу даже в составе самой делегации. Получив в Иркутске обещания помощи, делегация проследовала в Омск, а оттуда в Москву. Секвостнар же обозначил свою главную задачу как взятие под контроль национальных движений в Восточной Азии и придание им явно выраженного антиимпериалистического характера. Секвостнар не поддержал сторонников монгольской независимости, вместо этого порекомендовав связать МНП с китайскими антиимпериалистическими и революционными группами. В будущем Секвостнару виделась федерация Китая и Монголии^[572].