Читать книгу - "Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский"

Внешние опасности усугублялись анархией и раздорами внутри государства. Не все области Речи Посполитой признали Батория своим королем. Представители Литвы даже не присутствовали на его коронации. Можно было предположить, что число сторонников Максимилиана весьма значительно и что с ними предстоит упорная борьба, которая казалась тем опаснее, что за императором стояла серьезная сила. К довершению всевозможных затруднений, у короля вовсе не было средств, так как казна Речи Посполитой была истощена.

Своим избранием на польский престол Стефан Баторий прежде всего был обязан влиятельному в Польше роду Зборовских, которые надеялись, что теперь приберут к рукам государственные дела. Но они ошиблись в своих расчетах; их влияние продолжалось очень недолго. На коронационном сейме возник сильный спор. Канцлер Дембинский был уже дряхлый старик, а потому не мог заниматься делами. Зборовские, открыто заявлявшие, что это они доставили польскую корону Баторию, требовали должности канцлера для своей семьи; они прочили на нее придворного маршала Андрея Зборовского. Но король назначил канцлером подканцлера Петра Кольского, а подканцлером — Яна Замойского.

Последнее назначение особенно замечательно. Ян Замойский был одним из самых влиятельных вождей шляхетской партии; в лагере своих сторонников он уже исполнял должность канцлера в тот момент, когда Батория еще не было в Польше. Замойский пользовался у шляхты таким доверием, что многие, когда уезжали, оставляли ему бланки со своими подписями и печатями, разрешая писать на этих бланках все, что он сочтет необходимым. Баторий еще из Трансильвании обратил на него внимание и вступил с ним в переписку. Ему, не знакомому с языком, обычаями, учреждениями Польши, необходим был помощник, сведущий во всем этом. Назначение Замойского подканцлером было весьма удачно: оно еще больше расположило шляхту к Баторию и укрепило его положение в Польше.

Шляхта была настроена воинственно и требовала выступить сразу против всех врагов короля внутри страны. Баторий был иного мнения. Он полагал, что нужно действовать осторожно. С одними, по его мнению, следовало вести переговоры и простить им все ради блага Речи Посполитой, на иных повлиять лаской, к третьим отправить соглядатаев, чтобы потом разом подавить всякое с их стороны сопротивление, и только немногим он решился прямо объявить борьбу.

Главу императорской партии — гнезненского архиепископа Якова Уханского — Баторий хотел сначала привлечь на свою сторону переговорами и обещаниями, но когда тот вздумал созвать своих приверженцев на съезд в Лович, он просто сообщил ему, что прибудет к нему на завтрак — во главе вооруженного отряда, — и архиепископ, поняв, к чему идет дело, смирился; за ним подчинились Баторию и все другие приверженцы Максимилиана.

Что касается Литвы, то один из самых видных ее представителей Ян Ходкевич, переметнувшись на сторону Батория, немало поспособствовал тому, что на съезде в Мсцибове Литва признала Батория своим королем.

С Пруссией Баторий вступил в переговоры, но они не увенчались успехом. Начались военные действия, которые продолжались до конца 1577 года. Эта война, потребовавшая присутствия самого короля на театре военных действий, отвлекала силы Речи Посполитой и не позволяла ему действовать решительно против самого опасного врага — московского царя. Баторий опасался, что Иван нападет еще до окончания перемирия, ибо приходили вести, что царь собирает войска с намерением вторгнуться в литовские пределы; поэтому король то и дело напоминал литовцам, что им следует быть настороже. Впрочем, срок перемирия с Москвой уже истекал, и Баторию приходилось предпринимать усилия, чтобы хоть на некоторое время отсрочить неизбежную борьбу из‑за Ливонии.

Утвердившись на престоле, Баторий отрядил к Ивану посланников Юрия Грудзинского и Льва Буковецкого, чтобы получить от него опасную грамоту для великих послов, которых он намеревался отправить для переговоров о заключении мира между Речью Посполитой и Москвой.

Грудзинский и Буковецкий приехали в Москву 27 октября. Прежде чем представить посланников царю, им задали вопрос о происхождении Батория, объясняя, что царь желает поступать с ними согласно достоинству рода короля. Но Грудзинский и Буковецкий не захотели входить в объяснения.

Прием назначили на 4 ноября. Иван продемонстрировал всю пышность, блеск и великолепие своего двора, чтобы показать польским посланникам глубокую разницу между царским величием и положением их короля, которого он считал данником турецкого султана. Иван сидел на троне в великолепном одеянии и мономаховой шапке, окруженный роскошно разодетыми боярами, дворянами, дьяками и иными придворными чинами. При представлении посланников царь не привстал, как того требовал обычай, и, спрашивая о здоровье Батория, не назвал его братом. Стола посланникам накрыто не было. Иван был недоволен тем, что Баторий не давал ему царского титула, не называл его князем полоцким и смоленским и не считал его наследственным владетелем Ливонии; впрочем, унизив посланников, он тем не менее согласился продолжить перемирие и дал опасную грамоту для великих послов Батория.

Король тоже был недоволен: его оскорбило то, что Иван не дал ему титула «брата», то есть не признал равным себе, и принял посланников неподобающим образом. Так уже с первых шагов между Баторием и Иваном начались недоразумения.

Но Иван избегал пока вступать в открытую схватку с Речью Посполитой, потому что не переставал еще надеяться приобрести Ливонию путем соглашения с германским императором. Однако его планам не суждено было осуществиться, ибо вскоре — 11 октября 1576 года — Максимилиан II умер.

Баторий вел переговоры с московским царем о заключении мира, но в то же время принимал меры для защиты от него государства. Он приказал литовскому польному гетману Христофору Радзивиллу поставить конные отряды в пограничных замках, в Витебске, Лепеле, Мстиславле, Орше (по 100 человек) и в Уле (50 человек) и уплатил часть жалованья на содержание этих отрядов из собственной казны. Больше король сделать не мог, ибо казна была пуста. Он изыскивал различные источники, чтоб раздобыть средства. Так, он поехал в Тыкоцин, чтобы осмотреть сокровищницу, оставшуюся после покойного Сигизмунда, очевидно, с намерением воспользоваться ею для удовлетворения государственных нужд, но больших сумм здесь не нашел. Из Тыкоцина он отправился в Кнышин, куда созвал польских и литовских вельмож, чтобы держать совет о делах Ливонии, которая выглядела совершенно беззащитной. Дошло до того, что Ходкевич стал отказываться от управления ею, поскольку не видел возможности исполнять свои обязанности.

Королю удалось уговорить его остаться на должности, но дать денег на организацию обороны он не был в состоянии. Пришлось ограничиться постановкой небольших отрядов в крепостях: в Динамюнде — 160 человек, Мариенгаузе — 100, в Режице (Розитене) и Люцене по 50 и в Лемзеле — 25. Однако королевский приказ об отправке полуторатысячного отряда на границы Литвы исполнен не был, так как денег хватило только на 600 человек.

Король созвал сейм в Торне, надеясь добиться от своих подданных разрешения установить налоги ради удовлетворения военных потребностей. На сейме, однако, между королем и шляхтой произошел сильный разлад. «Мы не хотим, — заявили шляхетские делегаты в ответ на предложения короля, — чтобы на нас низринулось ярмо…» При этом вспомнили об условиях, на которых Баторий стал королем: что «шляхта впредь этим налогам не будет подвергаться» и что «король будет исполнять свои обязательства относительно защиты государства».