Читать книгу - "Кому мы обязаны "Афганом" - Аркадий Жемчугов"

Но при этом авторы «записки» вновь подчеркивают, что «в усложнившейся ситуации дальнейшее развитие процесса разрядки представляется маловероятным без разрешения афганского вопроса на компромиссной основе».^[239]

И далее:

«Сейчас особое значение приобретает фактор времени. До весенней распутицы в Афганистане мы еще располагаем свободой политического маневра. С началом лета и активных действий афганских повстанцев, если наши войска будут втянуты в серьезные бои, такая возможность исчезнет».^[240]

Несомненно, что главная, хоть и завуалированная, мишень авторов «записки» — партийный догматизм Старой площади, ее железобетонная страсть навязать народам мира и, в первую очередь, народам «третьего мира» коммунистическую идеологию в ее советском варианте как единственно правильный вектор политического, социально-экономического и культурного развития, как некую религию для всех времен и народов, не подлежащую ни малейшей адаптации.

Красной нитью через всю записку проходит желание се авторов максимально приблизить Старую площадь к реальному пониманию действительной, а не догматически книжной обстановки в мире, в корне отличающейся от времен Октябрьской революции.

Из мемуаров директора Института экономики мировой социалистической системы академика О. Богомолова:

«Мы прореагировали на ввод советских войск в Афганистан довольно быстро, хотя, собственно, эти события подтолкнули нас представить свои соображения в Центральный Комитет партии скорее, чем мы намеревались это сделать. Мы сразу же выступили против этой акции советского руководства, считая ее абсолютно неперспективной и даже губительной для нашей страны, причем мы исходили не из каких-то соображений военно-тактического характера и даже не из анализа расстановки политических сил в Афганистане. Мы руководствовались более общими концептуальными соображениями. Дело в том, что в «холодной» войне и в той напряженности, которые существовали в ту пору, во многом, по нашему мнению, был повинен Советский Союз с его политикой мессианства, то есть насаждения социалистической модели развития в странах третьего мира. Мы даже называли эти страны странами социалистической ориентации, это Ангола, Мозамбик, Никарагуа, Эфиопия… И естественно, такая мессианская линия расширения сферы влияния и сферы социалистических порядков вызывала резкое недовольство и сопротивление со стороны Запада. Это, по существу, была политика известного передела сфер влияния, она подогревала «холодную» войну, что влекло за собой гонку вооружений, а она была губительной для Советского Союза. Вторжение в Афганистан могло довести эту конфронтацию до крайней степени напряжения, что еще более бы ослабило наши возможности, поскольку нам противостоял весь западный мир. Противодействие этому советскому экспансионизму и, более того, вторжению в Афганистан сплачивало и арабские страны в противостоянии этой экспансии, то есть мы оказывались один на один со всем миром, что было абсолютно бесперспективно…

Наш доклад был направлен секретарям Центрального Комитета партии, это было сделано в ту пору под грифом «секретно», тогда мы не могли высказаться публично в газетах, тем не менее, это было довольно ответственно для нас, и мы ждали реакции, но никакой реакции не последовало».^[241]

Академик О. Богомолов и его единомышленники, действительно, не дождались от Старой площади той реакции, на которую они, видимо, надеялись. Но была другая реакция. По указанию разгневанного главного идеолога партии М. Суслова Старая площадь оборвала все контакты с Институтом экономики мировой социалистической системы АН СССР, а академика О. Богомолова и его единомышленников — предала анафеме.

…Через неделю, 27 января 1980 г., Ю. В. Андропов тайно вылетел из Москвы в Кабул. Следует ли это рассматривать как своеобразную реакцию на «записку», с которой он, надо полагать, ознакомился? Однозначного ответа на этот вопрос, к сожалению, нет.

Однако обращает на себя внимание тот факт, что, расположившись на территории совпосольства, Председатель КГБ провел с глазу на глаз обстоятельные беседы практически со всеми руководителями ДРА, включая Бабрака Кармаля.

Из воспоминаний командира подгруппы «Гром» С. Голова:

«После проведения 27 декабря операции в Кабуле ребята наши улетели в Москву, а мы с Н. Швачко остались. Нам сказали, что принято решение оставить нас в Афганистане на три года. В конце января — начале февраля 1980 г. в Кабул инкогнито прилетал Ю. В. Андропов. Нас, тогда уже выздоравливающих, привлекли для его охраны. Мы стояли на посту непосредственно у дверей кабинета, где он работал. За это меня и Швачко от имени посла Табеева наградили часами…

По возвращении (в Москву. — А. Ж.) доложили начальнику 7-го управления генералу А. Д. Бесчастному о выполнении задания. Он сказал: то, что наградили часами, — хорошо, спасибо за службу, но об этом никому не надо говорить… Было приказано все забыть и молчать».^[242]

…О результатах своей тайной поездки в Кабул Ю. В. Андропов отчитался 7 февраля 1980 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС. Он признал тщетность усилий афганского руководства по наведению порядка в стране. Внутриполитическую ситуацию оценил как крайне напряженную. В этом контексте обозначил проблему вывода войск из Афганистана, воздержавшись от каких-либо конкретных предложений на этот счет. После его сообщения состоялось обсуждение афганского вопроса.

Ниже приводятся выдержки из протокола этого заседания.