Читать книгу - "Опричники Сталина - Алексей Тепляков"

Для лета 1937 г. подобные темпы разоблачения «врагов», действительно, были уже неудовлетворительны. Миронов подытожил: «…Боролся ли Кузнецов вообще с врагами народа? Боролся, но в этой борьбе у него ноги дрожали. …Враг прикинется божьей овечкой, у Кузнецова же ноги крепко не стоят, он и колеблется. […] Настроения у отдельных работников о неверии в проводимые дела есть. Кузнецов оказался рупором у засоренной части работников, поддался этим настроениям…» В итоге партком вынес Кузнецову строгий выговор с предупреждением за «оппортунистические колебания, выразившиеся в проявлении элементов неверия в виновность врагов народа» и предложил 35-летнему Кузнецову, усиленно жаловавшемуся на болезненное состояние, уйти на пенсию^[250].

Логика репрессий требовала жертвоприношений и в собственно чекистской среде. Заговорщицкие организации одна за другой начали вскрываться среди работников (чаще второстепенных) самого управления НКВД. Чекистов «пристёгивали» к разным шпионским организациям, обычно представляя их поставщиками наисекретнейших сведений из аппарата госбезопасности — об арестах, кадрах, агентуре. Особенно легко арестовывали чекистов, родившихся в Прибалтике, Польше, Германии. Обилие в их биографиях щекотливых моментов делали работников госбезопасности нерусского происхождения верными кандидатами на арест.

В мае-июне 1937 г. аппарат СПО вскрыл повстанческо-диверсионные организации в Отделе трудовых поселений и Торгово-производственном отделе УНКВД. Впереди были аресты многих оперативных работников основных отделов, а также периферийных чекистов, но основная их часть была репрессирована уже после Миронова. К середине 1937-го «допросы третьей степени» применялись очень широко. Красноречиво выглядит заявление 21 августа замначальника Отдела кадров УНКВД Г. И. Орлова: «Дальше мы должны отметить как позорный факт это то, что у следователей, работающих со шпионами, эти шпионы выбрасываются из окон. Это говорит за потерю бдительности чекистами-коммунистами». Здесь, скорее всего, имелся в виду случай с чекистом Б. И. Сойфером, который 3 августа 1937 г. выбросился из окна кабинета следователя (ему посчастливилось выжить после падения с третьего этажа, отделавшись переломом позвоночника)^[251].

Одновременно Миронов довольно строго наказывал тех чекистов, которые попадались на пыточном следствии и других явных нарушениях законности, особенно если информация об этом выходила за пределы края. Так, письма крестьян, которых пытали в Карасукском райотделе НКВД в 1936–1937 гг., достигли контролирующих инстанций в Москве, и Особоуполномоченный НКВД СССР В. Д. Фельдман велел Миронову разобраться. В результате начальник райотдела А. П. Черемшанцев и его помощник И. И. Пилипенко за жестокие избиения и издевательства над арестованными по 58-й статье (ими набивали комнату и держали на ногах без еды и воды по несколько дней, иногда больше недели) были осуждены на пять и три года лагерей соответственно. В деле были сведения, что Черемшанцев периодически содержал на своей квартире и поил без устали работников спецколлегии краевого суда во главе с бывшим чекистом М. И. Жучеком, которые затем штамповали приговоры по делам, подготовленным РО НКВД, но этот эпизод чекисты расследовать не стали…^[252]

Работник оперпункта НКВД ст. Болотное П. К. Клоков в марте 1937 г. с трудом избежал уголовной ответственности за принуждение свидетелей к нужным ему показаниям. В мае начальник Каргатского РО НКВД П. М. Тетерин жаловался в письме Миронову на 10-суточный арест: без согласования с УНКВД Тетерин взял под стражу зоотехника Ларичева, а тот покончил с собой. Обиженный наказанием чекист просил уволить его из «органов», на что получил резкий ответ Миронова, который, впрочем, пообещал: «Исправьте недочёты, и я отменю взыскание». В том же мае 1937 г. бюро крайкома заслушало письмо Миронова о нарушениях законности судебно-следственными работниками Барабинского района и постановило направить в район прокурорскую проверку^[253].

Миронов активно противодействовал попыткам прокуратуры войск НКВД проявлять либерализм в отношении арестованных чекистов. При этом он заново отправлял в тюрьму как «антисоветчиков», так и нарушителей законности. Начальник особого отделения оперчекотдела УИТЛК С. М. Новицкий в 1936 г. сфабриковал дело о шпионаже на шестерых заключённых, у которых полгода, «всячески издеваясь», вымогал признания. В начале 1937 г. он был освобождён военной прокуратурой из-под стражи, но уже в феврале оказался вновь арестован в связи с протестом С. Н. Миронова перед Прокурором СССР и в итоге получил 10 лет заключения.

Оперативник Барнаульского ГО УНКВД А. М. Максимов, арестованный ещё в сентябре 1936 г. за хранение дома секретных документов (личные и рабочие дела агентуры, дела-формуляры на ссыльных оппозиционеров) и антисоветскую агитацию, был оправдан по политической статье. В январе 1937 г. его освободили как отбывшего наказание за время содержания под стражей. Но по настоянию УНКВД приговор был опротестован, а Максимов возвращён в тюрьму. Несмотря на то, что в июне 1937 г. прокуратура вновь прекратила дело, Максимов не был освобождён и в конце концов по ст. 58–10 УК получил 5 лет ИТЛ^[254].

Многие чекисты за полгода мироновского руководства были изгнаны и осуждены за различные служебные злоупотребления. Многолетний начальник АХО УНКВД В. С. Григорьев был обвинён в развале работы Томской трудкоммуны (7 млн руб. убытка в 1936 г.) и в конце 1936 г. арестован. В 1937-м он был освобождён, но вскоре вновь арестован, осуждён за служебные преступления на 3 года лагерей и работал начальником отделения Горшорлага НКВД^[255]. Чистили при Миронове и аппарат тюрем, где атмосфера вседозволенности постоянно порождала изощрённые издевательства над заключёнными.

При Миронове в марте 1937 г. был на всякий случай уволен из «органов» очень известный в своё время человек — член коллегии ВЧК К. А. Стоянович-Мячин (известный как В. Яковлев), перевозивший царскую семью в апреле 1918 г. из Тобольска в Екатеринбург. В 1930-х гг. он трудился на заурядных должностях в системе Сиблага, но в итоге был вынужден проститься с НКВД и уехать из Сибири — навстречу неизбежному аресту.

Венцом же «работы» Миронова с чекистами, подлежавшими устранению, стала одна спецоперация, которая благодаря Мироше получила неожиданное продолжение. В июне 1937 г. Миронов поучаствовал в крайне деликатном деле по аресту своего однофамильца Л. Г. Миронова, возглавлявшего в союзном НКВД ведущий отдел — Контрразведывательный. Опального чекиста, близкого к Ягоде, Сталин послал в начале апреля во главе спецгруппы в Сибирь и на Дальний Восток для «выявления и разгрома шпионско-вредительских троцкистских и иных групп на железных дорогах… и в армии». Командировка была долгой и продлилась до начала июня. Когда начальник контрразведки, возвращаясь с Дальнего Востока, вместе со свитой прибыл с каким-то поручением в Новосибирск, Сергей Наумович участвовал в организации Льву Григорьевичу коварной ловушки.