Читать книгу - "Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок"

В своих «Памятных записках» Л. М. Каганович не стал останавливаться на деталях своего перехода из Харькова в Москву. Однако история эта довольно любопытна, учитывая то, что Лазарь Моисеевич был довольно жестким руководителем. Опираясь на поддержку Сталина, он расставил на должностях лично преданных людей и осуществил массовую замену кадров. Так, во главе Харьковской окружной организации появился П. П. Постышев. Вскоре тот спровоцировал аппаратный конфликт с секретарем ЦК КП(б)У В. П. Затонским, а Каганович поддержал своего протеже^[759].

Весьма интересную характеристику Постышева дал искренний украинизатор И. В. Майстренко. В своих воспоминаниях он писал: «Организованный отпор русских украинизации гнездился в харьковском обкоме КП(б)У. Возглавлял этот обком Павел Постышев. Возможно, субъективно он не был сначала украиножором. <…> Но вышло так, что руководителем агитпропа около Постышева очутился сын священника с Курщины Дмитрий Марченко. Этот воинственный великодержавник нашел возможность поссорить Постышева со Скрыпником по вопросу украинизации Харькова. Постышев был смертельным врагом Скрыпника и украинизации, особенно когда Скрыпник добился у Сталина устранения Постышева из Харькова»^[760].

В. Ю. Васильев отмечает грубость Л. М. Кагановича, что испортило его отношения с другими республиканскими руководителями — заместителем председателя СНК УССР И. Л. Булатом, секретарем ЦК КП(б)У И. Е. Клименко и Д. З. Лебедем, который тогда состоял в должности главы ЦКК КП(б)У. По инициативе Кагановича сместили с должностей председателя всеукраинского совета профсоюзов А. Ф. Радченко и руководителей комсомола республики С. Д. Височиненко и Шарабурина. Воспользовавшись тем, что «нарушение так называемой революционности, интриги, дрязги были обычным явлением», Каганович назначил секретарями окружкомов партии лично преданных людей. В 1927 г. заменили 8 секретарей окружкомов.

Сложные взаимоотношения сложились у Кагановича с Г. И. Петровским и В. Я. Чубарем. Последние начиная с 1925 г. жаловались Сталину, что работать с Кагановичем им трудно, и просили перевести их за пределы Украины. Один из инцидентов случился на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. Петровский и Чубарь откровенно заявили Сталину о невозможности совместной работы с Кагановичем. В ответ тот обвинил их в антисемитизме, а В. М. Молотов организовал встречу и примирение украинских руководителей^[761].

«Очевидно, неудовлетворение политикой в стране и стилем руководства Л. Кагановича в кругах партийно-советских руководителей было сильным. Возникла угроза определенной поддержки отдельными членами ЦК КП(б)У позиций Н. Бухарина, А. Рыкова, М. Томского, которые излагали несогласие с оценками и действиями И. Сталина и его сторонников в руководстве СССР. Л. Каганович начал просить И. Сталина перевести его из Украины»^[762], — считает украинский историк. В начале июня 1928 г. украинские руководители обсуждали в кабинете Сталина тезисы о хлебозаготовках. Чубарь попросил перевести его из Украины на другую должность. 10 июня Сталин написал Молотову: «Дело идет к тому, что было бы, пожалуй, лучше и для Кагановича, и для дела, если бы мы заменили его, скажем, Косиором. Об этом недавно заявил мне (еще и еще раз!) в присутствии Косиора Чубарь. Об этом же говорят некоторые другие „показатели“. Косиор не возражает против такой комбинации (мне кажется, что он внутренне будет рад этому, т. к. хочет работать „на местах“). Говорил я об этом в порядке возможной перспективы с Кагановичем с оговоркой, что в случае его ухода целесообразнее будет ему войти в состав секретариата ЦК ВКП. Он не только не возражает, но, как мне показалось, даже рад уходу теперь, когда у них „затишье“ и „атаки“ против него „еще не начались“. Придется поговорить об этом после твоего возвращения»^[763]. В ответ на это 13 июня Молотов заметил: «Вопрос об обмене Каган[ович] — Косиор, пожалуй, своевременен. Хотя Косиор оказался в ЦК на месте и вообще работник хороший, но и положение на Украине требует „коррективов“. На сработанность К[агановича] — Чуб[аря] — Петр[овского], видимо, рассчитывать не приходится. То, что в ЦК будет тов[арищ], хорошо знающий Украину, — большой плюс»^[764].

Дальнейшие события развернулись на закрытом объединенном заседании Политбюро и президиума ЦКК КП(б)У 27 июня 1928 г., на котором обсуждался вопрос о предполагаемом уходе Кагановича. Лазарь Моисеевич заявил: «Здесь была группа, которая смотрела на меня как на человека временного, пришедшего на 3–4 месяца, вокруг этого велась политика. <…> Я должен откровенно сказать, что в последний период мы изжили окончательно всякую семейственность и внесли в работу Политбюро исключительно деловой дух»^[765]. Не преминул Каганович и «бросить камень в огород» недовольных методами его руководства: «Петровский, откровенно скажу, он как приедет в Москву, так к нему идут и Лебедь, и Булат, и Угаров, он жалеет их, „потерпевших“ от режима Кагановича. Деловых расхождений не было ни разу, все это знают. …Два года вместе работали с Клименко до тех пор, пока Клименко не начал открыто вести агитацию о режиме губернатора, о том, что сидят, мол, генерал-губернаторы, что Каганович хочет зажать Чубаря, Петровского. Конечно, на этой почве произошли известные недоразумения. Никаких других разногласий не было»^[766]. Признал украинский генсек, что «последние полгода у нас с Чубарем не было близости». Он признал: «Я ехал на Украину, почти не имея врагов. …После Украины появились некоторые враги»^[767].

В ответ В. Я. Чубарь рассказал собравшимся о своей недавней встрече со Сталиным: «Последний раз, когда мы ездили в Москву для согласования основных положений тезисов о хлебозаготовках, то перед самым уходом тов. Сталин вернул меня и в присутствии т. Молотова сказал насчет того, что, мол, мы думаем от вас забрать Кагановича. Я сказал ему, что будет пленум ЦК ВКП, будет на нем наше Политбюро и представители ЦК и тогда можно будет этот вопрос решать. Больше я ни с кем об этом не говорил»^[768].