Читать книгу - "Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова"

Широко распахнутые чугунные ворота обители с самого утра поджидали важных гостей. Монахи в чёрных суконных рясах, подпоясанных витыми шёлковыми шнурами, расположились по обе стороны белой каменной дорожки, ведущей от ворот к тоже распахнутым на всю ширину высоким дубовым дверям собора.

Императорский поезд появился наконец из-за больших лип и дубов подъездной аллеи, и вороные кони, как каменные, встали у ворот.

Соскочили с коней сопровождающие гвардейцы, выстроились в плотную стену, подбежали к дверцам длинной кареты грумы с её запяток, откинули крошечные подножки и вытянули руки, встречая императрицу.

Екатерина в простом чёрном платье, покрывавшем пышные нижние юбки, в чёрных же чулках и чёрных грубых башмаках, в кружевной чёрной шляпе, низко надвинутой на глаза, показалась в дверцах. Сильные руки грумов подхватили её и поставили на белые каменные плиты у ворот обители.

Потёмкин не воспользовался помощью слуг — он легко выскочил из кареты и встал за плечом императрицы. Весёлый перезвон колоколов, ангельское пение чернорясных монахов ударили им в уши.

Почти у самых ворот встретил императрицу сам архимандрит, настоятель Троице-Сергиевой лавры, в чёрном клобуке, с большим серебряным крестом на чёрной рясе. Он сразу же простёр руку над императрицей, благословляя её приезд в лавру, помахал большим серебряным кадилом и повёл приехавших в храм.

Екатерина ступила на белые каменные плиты и едва не споткнулась — в середине каждой плиты были глубокие выбоины. Так много паломников побывало в знаменитой лавре, так много ног исходило по этим плитам и на коленях, что стёрлись первые слои камня, а там уж было недолго и до самой почвы, на которую аккуратно были уложены камни.

Потёмкин подхватил Екатерину своей железной рукой и не дал ей возможности упасть и на коленях подползти к храму, как делали это все паломники, приезжавшие на богомолье.

Екатерина благодарно взглянула на своего фаворита и вслед за архимандритом и сопровождавшим его белым духовенством^[32] направилась к открытым дверям храма. На паперти её поджидали приодетые и чистенькие юродивые и нищие, и Екатерина вынула из своих обширных карманов небольшой замшевый мешочек с медными монетами.

— Не теперь, — придержал её руку Потёмкин, — а уж как выйдем после молебна...

Она едва не покраснела — знала, что милостыню подают лишь после посещения храма, а тут не удержалась. Ей казалось, что нищие только и думают о том, чтобы получить монетку прямо из рук государыни.

Монахи по обе стороны белой каменной дорожки всё продолжали петь тихими ангельскими голосами, их пение заглушалось трезвоном колоколов, но едва Екатерина и Потёмкин вошли в храм, трезвон прекратился, затихло и монашеское пение...

Потёмкин провёл Екатерину к самому амвону, она упала на колени перед образом Богоматери и склонилась головой к полу. Широкие края чёрной шляпы не дали ей возможности поцеловать пол святого храма.

Григорий опять поднял Екатерину за локоть и подвёл к широкому, обитому красной кожей месту для сидения с резными деревянными подлокотниками.

Она села и приготовилась выслушать всю длинную службу от начала и до конца.

Потёмкин встал у её правого уха и тихонько подпевал хору, произносил слова службы вместе со священником, и Екатерина всё время удивлялась его бархатному баритону и великолепной памяти, позволявшей ему помнить наизусть все слова длинной службы.

Императрица крестилась, когда полагалось, но думы её были далеко. Она почти не слышала песнопений, уносилась мысленно к той дали, которую приоткрыл недавно в карете Потёмкин. Да, эта идея была блестящей, и её царствование было бы ознаменовано великими деяниями...

Выходя после длинного молебна из собора, Екатерина развязала над большим серебряным блюдом большой замшевый мешок с золотыми империалами. Монеты, звеня, покатились в высокое блюдо и затопили его золотым блеском...

Монахи и священники заворожённо глядели на груду золота, теснившуюся на серебряном блюде. Екатерина заметила блеснувший радостью глаз архимандрита.

— Пожалуйте к трапезе, государыня, — едва слышно пролепетал он.

Длинная седая борода архимандрита колыхнулась в такт его словам.

— Да разве мне можно? — громко удивилась Екатерина. — Ведь по правилам православной церкви нельзя женщине ступать в монашескую трапезную, как невозможно даже её пребывание в православной лавре?

— Не исключение и вы, государыня, — поклонился ей архимандрит, — но вы государыня, а это всё равно что правитель, монарх, и это едва ли не мужчина. Да и другие знатные боярыни бывали тут, только на всё смотрели из-за решёток...

— Так, может, и мне из-за решёток? — лукаво прервала его Екатерина. — Не хотелось бы нарушать ваш устав.

— Смейтесь, государыня, смейтесь, — улыбнулся архимандрит, — позволено вам всё, раз всё в России вам подвластно...

Екатерина усмехнулась и, поддерживаемая Потёмкиным под руку, направилась в сторону трапезной монастыря.

Однако монахи, окружившие Екатерину и Потёмкина плотным кольцом, повели их не в сторону приземистого здания общей трапезной. Екатерина лишь одним глазом смогла заглянуть в открывшуюся дверь трапезной, построенной ещё в конце прошлого века. Но успела увидеть обширное длинное помещение, в дверь которого, низенькую и узкую, входили и входили нищие, обряженные в свои отрепья, юродивые, стучавшие посохами на пороге трапезной, калеки, двигавшиеся, хромая, и приползавшие к стенам здания.