Читать книгу - "Трагический эксперимент. Книга 5 - Яков Канявский"

хозяйств, а к 1 октября их стало уже 67446 (прирост 18 %), объединявших 1919,4 тыс. (прирост 90 %). Правда, всего крестьянских дворов по стране насчитывалось 25 миллионов, но при упорной и кропотливой работе можно было лет за десять…

В 1929 году процесс коллективизации рванул с места, внезапно и необъяснимо. Естественно, инициативу проявили на местах — но ведь её проявляли и раньше, а правительство эти инициативы гасило, гасило… а потом вдруг, наоборот, дало им ход.

Обкатываются модели коллективных хозяйств, максимально эффективное использование тракторов, происходит мобилизация всей имеющейся сельхозтехники (иначе как объяснить принудительный выкуп сложной техники у кулаков?). В марте 1929-го появляются первые предвозвестники скорого краха на Нью-Йоркской бирже — и летом 1929 года стартует процесс сплошной коллективизации.

Поскольку экономики разных стран были связаны между собой через систему инвестиций и кредитов, намечающийся спад обещал быть общемировым. За одним исключением: Советскому Союзу, внешние экономические связи которого были пропущены через государственные фильтры, инвестиции в экономику тоже осуществляло государство, а управление хозяйством являлось плановым, кризис ничем не грозил. А вот его последствия…

Последствием финансового обвала должно было стать (и стало) катастрофическое падение цен на всю продукцию, особенно на промышленную. Для страны, индустриальное развитие которой было жесточайшим образом завязано на импорт, кризис предоставлял уникальный шанс — провести мгновенную, „взрывную“ индустриализацию. Впоследствии этот шанс СССР реализует на двести процентов, покупая за границей за бесценок всё: станки, технологии, специалистов. Считается, что именно для того, чтобы расплатиться за эти товары, и понадобилась мгновенная коллективизация, дисциплинированные и управляемые колхозы. Но это только одна из причин, и далеко не самая главная…

Проблема была в другом. Индустриальная и аграрная реформы теснейшим образом сцеплены между собой, связаны тысячами нитей экономической и кадровой политики. На выходе реформ надо было получить современное государство, без какого бы то ни было структурного несоответствия. Программа, рассчитанная, по Сталину, на десять лет, а по Бухарину и на все пятнадцать, с началом кризиса стремительно сжимала сроки, умещаясь в рамки, самое большее, одной пятилетки. А значит, за эту пятилетку должно быть реформировано и сельское хозяйство — иначе экономику просто разорвёт. Упускать такой шанс нельзя, стало быть, пришло время срывать предохранители и задействовать все ресурсы в этом генеральном сражении за будущее России…

Итак, до лета 1929 года все шло достаточно спокойно и по плану. Дальше началась кампания и, как обычно бывает при любых кампаниях, хоть при царе Петре, хоть при генсеке Сталине, процесс состоял из двух встречных потоков: плановых руководящих указаний сверху и низовой стихии, как её не называй — хоть волюнтаризмом, хоть административным восторгом, хоть усердием не по разуму. Многочисленные местные леваки, которых за несколько послевоенных лет не успели ни научить, ни перевоспитать, радостно рванули вперёд…

Колхозное движение сдерживалось двумя факторами — дефицитом сельхозтехники и не менее тяжёлым дефицитом кадров. Причём с техникой обстояло проще. В ближайший год деревня должна была получить 40 тысяч тракторов. Кроме того, началось строительство двух тракторных заводов с производительностью в 100 тыс. машин ежегодно, двух комбайновых заводов, расширение существующих производств и развитие химической промышленности для производства минеральных удобрений, а заводы тогда строились быстро.

С кадрами было сложнее — с ними вообще всегда сложнее. Кадры — дело тонкое. Особенно с учётом того, что деревенское население по-прежнему оставалось в массе своей малограмотным. Ноябрьский пленум 1929 года принял решение резко увеличить представительство крестьян, и в первую очередь колхозников, среди студентов вузов и техникумов — но с этого потока отдачи приходилось ждать не один год, тем более что практически всех будущих студентов надо было пропустить через рабфаки.

Но основная кадровая проблема лежала в другой плоскости. Помните, из-за чего разваливались первые колхозы? От банального неумения наладить учёт труда и распределения. Точно по той же причине — из-за неумения организовать работу — мучились и разваливались колхозы первого типа…

Для того чтобы организовать совместный труд, надо знать десятки маленьких секретов, постичь которые вчерашним единоличникам было просто негде. Тем более что практически все имевшиеся на селе умелые „менеджеры“ находились по другую сторону баррикады…

И вот тогда правительство пошло на очень тяжёлый шаг. Несмотря на жуткий кадровый голод в стремительно растущей промышленности, от неё буквально с мясом оторвали 25 тыс. человек, причём не худших, а лучших, с организационным, политическим и производственным опытом, и отправили в деревню — создавать колхозы. Их так и прозвали: „двадцатипятитысячники“. Этих людей направляли уже не бригадами, а по одному на колхоз, и они, обладая опытом заводского коллективного труда, сразу ставили внутреннюю структуру хозяйств, организацию труда, пресловутые учёт и распределение, готовили себе замену и могли уходить.

Все ближайшие годы в полуфеодальную деревню будут вкладываться колоссальные средства, только пойдут они не на займы хуторянам, а на механизацию, создание МТС, строительство электростанций, снабжение села сортовыми семенами и породистым скотом и многое другое, необходимое для создания современного высокотоварного производства.

Решения ноябрьского пленума ЦК и постановление Политбюро „О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству“ определяли сплошную коллективизацию как главную задачу всех партийных, советских и колхозно-кооперативных организаций. Именно так они её и восприняли.

Число районов сплошной коллективизации за два месяца почти удвоилось.

Естественно, ни к чему хорошему все это привести не могло. С одной стороны, новые колхозники были обозлены насилием, с другой — в раздутых, не готовых организационно к резкому росту колхозах царил т-а-акой бардак! А уж что творилось в новых, насильственно сколоченных хозяйствах — и вовсе не описать. Этим тут же радостно воспользовались все противники коллективизации, от кулаков до засевших по деревням и волостям царских чиновников и белых офицеров…

Правда, почти сразу сведения о беспределе дошли до Кремля, и бум начали прекращать. Первый бой административному восторгу был дан в постановлении ЦК от 20 февраля 1930 года „О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах“, где получили по мозгам любители устраивать сплошную коллективизацию там, где это вообще не нужно…

2 марта вышла знаменитая сталинская статья „Головокружение от успехов“, а 14 марта — постановление „О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении“.

Редко когда ЦК принимал столь жёсткие по языку и по духу документы. После него тысячи коммунистов были исключены из партии, немало народу пошло под суд.

Реакция на местах была разной.

На местах боролись, как могли. Москва была буквально завалена жалобами на то, что вышедшим из колхоза не отдают скот и инвентарь, не выделяют землю.

За три месяца процент коллективизированных хозяйств упал более чем вдвое (с 56