Читать книгу - "Дворянин Великого князя - Роберт Святополк-Мирский"

Одним словом, с тех пор князья Федор Бельский и Михаил Олелькович больше не подписывали никаких государственных бумаг и потихоньку удалились от двора. Зато Семен Бельский стал вдруг в почете и, видно, скоро будет подписывать такие бумаги. Ему бы еще перейти в латинский закон,[12]и тогда уж он наверняка станет маршалком дворным, воеводой Виленским и мало ли кем еще… Ну что ж, если понадобится, он не остановится и перед сменой веры. Он был таким с детства — ни перед чем не останавливался, если ему это было выгодно…

У князя Ивана Владимировича Бельского и княгини Василисы было восемь детей. Первые сыновья, Иван и Януш, умерли в детстве, а потом стали рождаться дочери. Их родилось четыре, и когда надежда на сына окончательно пропала, появился Федор. Радости отца не было предела. Все было хорошо. Тут бы и остановиться. Но — через три года негаданно родился Семен, на этот раз совсем нежданный сын. И родной дом стал для Федора адом.

Заботы, ласки, любовь — все для Семена. Семен у нас такой, Семен у нас эдакий… Он тощенький, он слабенький. А Семен к десяти годам вымахал здоровенным детиной! Это Федор был тощим и слабеньким, но никто этого не замечал — все смотрели на Семена. Семену разрешалось все. Он рос проказником, забиякой, и никто не сознавал, что складывается у Семена нрав злой, жестокий и коварный. Хотя нет — видел это Иван Андреевич, князь Можайский, близкий друг отца. И не раз говорил об этом старому князю Бельскому. "Да что там! — отмахивался князь. — Он ведь младшенький, когда меня не станет, все перейдет к Федору, все почести, вся слава, а Семену всю жизнь быть вторым, так пусть хоть сейчас побудет первым!" Так своеобразно старый князь понимал справедливость…

У тринадцатилетнего Федора был любимый конь — смирная старая рыжая лошадка по имени Кася. Она была его верным другом, он любовно присматривал за ней, сам поил и кормил, а по утрам ездил на прогулки. Однажды, оставив Касю привязанной в лесу, он погнался за маленьким зайчонком, но не поймал его, а когда вернулся, не застал коня на месте. Федор пошел по следам и, выйдя на опушку леса, увидел на своей лошади Семена. Семен во весь опор мчался к яру. Он скрылся за бугром, и вдруг оттуда донесся жуткий лошадиный крик. Федор бросился в яр. Кася билась на земле с переломанными передними ногами, а Семена и след простыл.

Тогда Федор плакал первый и последний раз в жизни.

Он долго гладил Касю по голове, когда она была уже мертвой, и вернулся домой поздно вечером весь в крови. Отец сурово спросил, что случилось, и Федор рассказал ему всю правду. Отец позвал Семена и спросил: "Ты погубил коня?" "Нет, — твердо ответил Семен, спокойно посмотрел в глаза отцу и насмешливо покосился на заплаканного Федора. — Я весь день был дома". Когда Семен вышел, старый князь тяжело вздохнул, снял со стены кожаную плеть и сказал: "Ну-ка спускай штаны, и пусть это будет последняя ложь в твоей жизни!" Федор молча вынес двадцать жестоких ударов, и когда все улеглись спать, отправился к Семену. Никто никогда не узнал, что произошло между братьями, но Федор, избитый до полусмерти крепкими кулаками, едва добрался до своей постели, а Семен не получил ни одной царапины.

Но странное дело — с тех пор Семен никогда больше не трогал Федора, всячески избегал его, и казалось, это был единственный человек, которого он стал бояться…

На людях братья поддерживали вежливые отношения, но их никогда больше не видели вместе. Все, что нравилось одному, ненавидел другой. Так, например, Семен никогда не охотился, потому что охота стала страстью брата. Федор пропадал целыми днями в лесу, стараясь бывать дома как можно реже.

Только три человека имели доступ к его сердцу — сестра Агнешка, домашний священник Бельских отец Леонтий и князь Иван Андреевич Можайский.

Сестре Федор мог изредка пожаловаться на свои горести, причем делал он это молча: приходил, садился и грустно смотрел на нее. Агнешка всегда умела сказать ему что-нибудь утешительное, и он знал, что она никому не расскажет о его слабости. Добрый старый отец Леонтий учил его Закону Божьему, истории, латыни и греческому.

Князь, Можайский посвятил Федора в тайны политики. После смерти старого Бельского Иван Андреевич особенно привязался к заброшенному нелюбимому в семье юноше.

У князя было бурное прошлое. Он до конца стоял на стороне Шемяки и только после его смерти вместе с Иваном Шемякиным, его сыном, и несколькими верными дворянами бежал в Литву; Так, в 1453 году русский князь Иван Андреевич Можайский, внук славного Дмитрия Донского, беглец и изгнанник, стал литовским князем, "выходцем из Москвы". У него было два уже взрослых сына, но Федора он любил больше. Сколько увлекательных историй о заговорах и переворотах, о борьбе за власть и о тайных убийствах рассказал он юному Федору, не подозревая, какой фундамент закладывает в мальчишескую восприимчивую душу. Он также заразил Федора страстью к охоте. Король Казимир пожизненно дал в кормление Можайскому Гомель и его окрестности. На глухом берегу Ипути князь построил большой охотничий терем, высокий и стройный. Сюда приезжал он с друзьями в лучшие дни своей жизни. Сюда привозил он потом часто Федора, здесь рассказывал ему таинственные и страшные истории. И здесь же произошло событие, с которого началась самостоятельная жизнь князя Федора.

В те годы в густых гомельских пущах еще водились зубры, и князь Иван Андреевич любил вспоминать о настоящих праздниках, когда он со своим лучшим другом Иваном Владимировичем, князем Бельским, выходили вдвоем на огромного зверя.

За несколько дней до начала охоты сотни загонщиков и своры собак рыскали по лесу, а потом, окружив зубра, посылали гонца в терем на Ипути. Тогда два уже немолодых князя брали в руки длинные прочные рогатины со стальным хорошо отточенным лезвием и отправлялись в лес.

Они выбирали маленькую полянку и ждали. Кольцо загонщиков сужалось, и через несколько часов на эту полянку выходил бык. Огромный свирепый зверь выше всадника и весом в пять тысяч фунтов и два маленьких пеших человечка с тонкими рогатинами.!

После четырех таких поединков в охотничьем тереме стоял пир горой и лихие песни разносились по всей округе, после пятого — суета, волнение, непривычная тишина, — и понесли легкие воды Ипути большой челн, а в нем окровавленное изуродованное тело князя Ивана Бельского…

Случилось это пятнадцать лет назад…

С тех пор князь Иван Андреевич Можайский никогда больше не приезжал в свой терем на Ипути. Но Федору он всегда позволял пользоваться им и охотиться на любую дичь в Гомельских пущах. А Федор любил это заброшенное в глухих лесах уединенное место, да и неудивительно — с ним связано столько незабываемых минут его жизни…

Здесь, слушая рассказы князя Можайского, он впервые осознал свое призвание, здесь потом он составлял грандиозные планы будущего и разрабатывал сложнейшие замыслы государственных дел; на этом самом камне лежало мертвое тело его отца, и на этом самом камне он принимал Сейчас важнейшее решение в своей жизни.

По завещанию князя Ивана, Федор получил стольный город Бельского княжества — Белую и близлежащие к ней волости Верховье, Вольтово и Шепгово. Семену достались остальные волости княжества к кусок земли на Угре с центральным имением Синий Лог, пожалованный князю Ивану за особые заслуги еще Великим князем Литовским Сигизмундом. Остальные небольшие владения, разбросанные в разных местах Литовского княжества, полученные уже от Казимира, князь Иван отдал в приданое дочерям. Три сестры Федора вышли замуж за князей, и только одна, его любимая Агнешка, не стала княгиней. Она вышла замуж по любви за пана Ивана Ходкевича. У всех сестер уже давно росли дети, были свои заботы, и ни с кем, кроме Агнешки, Федор не поддерживал связи. Иван Ходасевич, маршалок дворный, в обязанности которого входила забота обо всех дворянах Великого княжества Литовского, О спокойствии в столице и о безопасности престола, был значительным лицом при дворе. Он охотно помог Федору в начале его самостоятельной жизни, и Федор быстро выдвинулся в число первых вельмож. Но потом неожиданно появился Семен, и Федор почувствовал, как незаметно, потихоньку стало меняться к нему отношение. А после истории с подписанием посольства к папе Сиксту IV Иван Ходкевич посоветовал Федору незаметно покинуть двор вместе с Олельковичем.