Читать книгу - "Перл-Харбор. Ошибка или провокация? - Сергей Зубков"

Президент не собирался идти на уступки, знал он, и что японцы не сдадут своих позиций. Переговоры уже зашли в тупик, из которого не было выхода. Дальнейший курс Рузвельта можно охарактеризовать словами военного министра Г. Стимсона: «Проблема заключается в том, каким образом мы можем заставить японцев сделать первый выстрел, но не причинив слишком много ущерба нам самим»^[433]. Вашингтон попросту стремился остаться «белым и пушистым», стать жертвой, а не агрессором.

Теперь, исходя из новой парадигмы, Государственный департамент отклонил японское предложение о встрече Рузвельта и Коноэ. Госсекретарь, например, не видел в этом смысла, он полагал, что Япония выставит новые крупные притязания. Его заместитель Уэллее считал, что Япония просто тянет время, чтобы подготовиться к развязыванию войны^[434]. Мнения дипломатов совпадали с позицией главы государства. 17 августа Рузвельт передал Номура официальный отказ. Он прямо заявил, что Япония — агрессор, а встреча, до тех пор пока Империя «не исправится», бессмысленна. Но прагматичный президент не отказал в продолжении переговоров^[435]. Он все еще дразнил японцев надеждой на отмену санкций.

18 августа Тоеда вновь передал Грю предложение об организации встречи президента и премьера в Гонолулу^[436]. В Токио уже не особо верили в успех, там просто стремились выиграть время. Требовалось подготовить армию и флот для нанесения удара на юг. Американское правительство понимало закулисную игру японской дипломатии. Так, из донесений военной разведки, основанных на радиоперехватах, в Вашингтоне было известно, что военный министр Тодзё издал приказ об окончательном завершении подготовки к войне на Тихом океане в ноябре 1941 г. Кроме того, было известно, что начало войны с США планируется на декабрь 1941 г. или февраль 1942 г.^[437] Но отсрочка была выгодна не только Японии. Американские флот и армия также к войне готовы не были, а каждый следующий мирный день означал новые самолеты, танки и корабли.

28 августа Рузвельт получил личное послание Коноэ с предложением об организации встречи «для широкого обмена мнениями» по всем вопросам американо-японских отношений^[438]. Но Вашингтон был непреклонен. От японского правительства требовали проведения предварительных консультаций на уровне послов, выработки окончательных проектов соглашений. А уж потом Вашингтон соглашался на встречу глав государств длительностью 3—4 дня для непосредственного заключения договора.

3 сентября Рузвельт устно заявил Номура, что США готовы к продолжению переговоров, в случае если Имперское правительство примет в качестве основы «четыре принципа Хэлла» от 16 апреля^[439]. Во время беседы послу также вручили официальный ответ на письмо Коноэ. Японская дипломатия получила официальное согласие на встречу на высшем уровне, «прелиминарного обсуждения фундаментальных вопросов...»^[440] Но формальное согласие на деле было не более чем инсинуацией. В Госдепе знали, что «четыре принципа» для Японии, как красная тряпка тореадора.

6 сентября в Токио прошло имперское совещание, на котором были приняты «минимальные требования» к США или «Основы плана национальной политики Императорского правительства». В соответствии с этим документом США и Великобритания не должны были вмешиваться в «китайский инцидент», закрыть Бирманскую дорогу, отказаться от помощи Чан Кайши. От Вашингтона и Лондона требовалось признать «особые отношения, существующие между Японией и Францией». Имперское совещание пошло даже дальше, решив затребовать от Соединенных Штатов и Англии прекращения фортификаций и создания военных баз в Тихом океане. Мало того — усиливать свое военное присутствие в регионе западным странам также запрещалось. Естественно, обе страны должны были возобновить экономическое сотрудничество с Японией в полном объеме. В случае удовлетворения данных требований Япония соглашалась пойти на уступки — использовать Индокитай в качестве плацдарма для нападения только на китайскую территорию. Вывести войска из Индокитая по урегулировании «китайского инцидента», гарантировать нейтралитет Филиппин^[441]. После таких «минимальных» требований всегда интересно узнать, в чем заключаются максимальные — акт о безоговорочной капитуляции (еще до начала войны), аннексия территории и выплата контрибуций, что ли?

Нет, в имперском правительстве сидели не сумасшедшие. Просто требовалось выработать принципы, на которых вести переговоры с США. Приемлемы они или нет для партнера, это было уже неважно. Принципиальное решение о рывке на юг было принято еще 2 июля, так что исход переговоров для Токио уже был неважен. Более судьбоносным было другое решение совещания — ускорить подготовку к войне с США, Англией и Голландией. Конечно, начало военных действий ставилось в зависимость от хода переговоров. То есть от того, примут ли названные страны бесстыдные, кабальные японские условия^[442]. Фантастичность мирного урегулирования была очевидна. Имперское совещание приняло, таким образом, решение о начале военных действий.

Но чем черт не шутит? Японская дипломатия усилила нажим. 6 сентября Номура передал Хэллу очередные предложения. Было совершенно неважно, что они почти слово в слово повторяют уже отвергнутый проект от 6 августа. Параллельно принц Коноэ предпринял «обходной» маневр. Во время беседы с Д. Грю он снова поднял вопрос о встрече с Рузвельтом. На этот раз глава японского правительства даже пошел на уступки. Он соглашался с «четырьмя принципами Хэлла», при их некоторой корректировке^[443]. Ретроспективно не сложно понять цели японских маневров — запутать, ввести в полное недоумение Государственный департамент и президента. Посол говорит одно, а глава правительства другое — угадай, где правда? То, что продолжение переговоров невозможно, премьер понимал. Недаром он обязался закончить дипломатическую фазу к 10 октября. Параллельно 2—13 сентября прошли совещания руководителей армии и ВМС Японии, состоялись военные игры с целью более детального планирования Гавайской операции и вторжения в Бирму, Малайю, Индонезию, на Филиппинские и Соломоновы острова. Страна восходящего солнца стремилась не к миру, а к войне.

12 сентября Грю сообщил в Госдеп, что в сложившейся международной ситуации японские военные видят золотой шанс для осуществления экспансии^[444]. Новость не стала откровением. 22 сентября Номура вручил Хэллу два документа, первый — «Основные условия мира между Японией и Китаем», второй — озаглавленный как «Строго конфиденциально», оба документа, по сути, развивали идеи «минимальных требований» и не вносили ничего нового. Через пять дней посол передал госсекретарю проект урегулирования спорных вопросов, не отличавшийся оригинальностью. Кроме туманного обещания вывести войска из Индокитая в нем ничего не было^[445].