Читать книгу - "Ошибка императора. Война - Виталий Надыршин"

Несмотря на это состояние, прямо скажем, редкое до непривычности, батюшка в сей вечерний час находился в благостном настроении. Хотя вчера, недобрав до кондиции, требовал от баталера лишнюю порцию вина, грозя отлучить отрока от церкви.

Определив высоту, Григорий подошёл к небольшому шкафчику, открыл дверцу, достал оттуда астрономические таблицы и углубился в вычисления. Через некоторое время, закончив расчёты, он пробормотал:

– Неплохо старушка наша идёт, совсем неплохо. Почти восемь узлов в час…

Священник пригладил бороду и густым, немного охрипшим голосом, поинтересовался:

– И что, отрок Григорий, скоро ль на месте будем?

– Скоро, батюшка, скоро. Коль ветер не изменится, глядишь, через пару дней увидим берега.

– Чай, пора ужо. С апреля на твердь земную ноженьки не ступали.

Священник перекрестился.

На главной палубе в это время с шумом распахнулись тяжёлые двери, и из чрева корабля повалили матросы, выстраиваясь в длинную очередь. Смех, крики:

– Иди, паря, отсюдова. Тебя здеся не стояло…

Наблюдавший за порядком лейтенант Константин Пилкин, вечно сонный и, как все крупные люди, медлительный, но весьма ответственный за порученное дело, показал нахальному матросу свой немаленький кулак.

В окружении нескольких довольно дюжих матросов, тащивших большие бачки с вином, появился баталер.

Судовой колокол на баке отбил очередные склянки. И тут же Максутов шутливо объявил в рупор:

– Команде петь и веселиться.

Галдёж на палубе усилился: началась привычная процедура раздачи вина. Баталер садился перед бачком на приготовленную для него банку^[79], кружкой черпал вино из бачка, на секунду замирал, проверяя уровень, и только после этого протягивал следующему. Матрос вначале крестился, затем степенно опустошал кружку, после чего на миг закрывал глаза, крякал от удовольствия и рукавом робы^[80] вытирал усы.

При виде баталера священник тут же встрепенулся, схватил полы подрясника в руки и, мелко-мелко семеня, заспешил вниз.

С высоты юта было видно, как батюшка, минуя очередь, подошёл к баталеру и протянул ему кружку, неожиданно появившуюся у него в руках. Тот взглянул на священника и, обречённо вздохнув, зачерпнул из матросского бачка полную кружку.

– Наш пострел везде поспел. Ещё и в кают-компании добавит, – зевая, незлобно произнёс Максутов, занося измерения помощника в вахтенный журнал. Неожиданно он поднял голову, прислушиваясь к гулу ветра.

– Боцман! – взяв рупор, заорал лейтенант. – Лиселя^[81] и паруса на штагах^[82] подтяни. Не слышишь, что ли? – и затем пробурчал: – Скучно! Каждый день одно и то же. Сегодня, как вчера, завтра, как сегодня. Господи, как это уже всё надоело!

И тихо, чтобы не слышали рулевые, обращаясь к Аниканову, добавил:

– Старпом говорит, вода в танках почти закончилась. Дай бог, чтобы на пару суток хватило. А команда?.. С ног валится от усталости… А больных вона сколько… Ежель что, и паруса ставить некому будет. Нет, недотянем до этого Кастри-залива. К тому же командир болен. Старпом командует. Иван Николаевич уже приказал изменить курс на Петропавловск.

– Скорей бы уже хоть куда-то дойти, – мечтательно произнёс гардемарин. И добавил: – Отъедимся… Отдохнём… По земле походим…

Ближе к вечеру второго дня в дымке горизонта появились слабые очертания берегов. Словно чувствуя окончание утомительного плавания, фрегат увеличил скорость, по крайней мере, так показалось всем стоящим на палубах членам экипажа. Матросы стали шумно обсуждать перипетии тяжёлого перехода и смаковать прелести встречи с берегом.

Под присмотром судового эскулапа Вильчковского по бортам корабля на палубе расположились больные члены экипажа. Их было много. Бледные, измученные невидимым врагом, цингой, кто без зубов, у кого гноились дёсны и нёбо, почти у всех сильно отекли ноги, они жадно вглядывались в спасительный горизонт, мечтая не повторить участь умерших во время плавания товарищей, упокоенных по морской традиции на дне в разных широтах океана.

С каждой склянкой берег становился всё ближе и ближе.

Это был июнь 1854 года. С закатом солнца по курсу «Авроры» появился начинающий быстро темнеть скалистый покрытый густой растительностью берег юго-восточной части полуострова Камчатка. И чем ниже садилось солнце на западе, тем ярче блестел отсвет от зарева уходящего светила, оставляя на поверхности водной глади краснеющую дорожку. И эта дорожка, словно нить Ариадны, указывала уставшим мореплавателям путь к отдыху, путь в порт Петропавловск.

Вскоре совсем стемнело. Фрегат встал на якорь перед входом в Авачинскую бухту.