Читать книгу - "Тамерлан - Жан-Поль Ру"

Каково было положение буддистов в Центральном и Западном Иране, в частности в Тебризе и Султании (в этих столицах Ильханов), мы знаем плохо. Провозгласив себя адептами индийской религии, первые Ильханы обрели популярность, какую не имели бы, поступив иначе. Определенное число монахов пришло из Уйгурии (то есть из Синьцзяна) — где буддизм и христианство еще благоденствовали, — а также из различных частей Индии, возможно, и из Китая с Тибетом, чтобы воздвигнуть «многие пагоды». Согласно Рикольдо де Монте Кроче, в 1320 году не кто иной, как баксисты, сиречь бакши, или бакси, стали одним из препятствий, не позволивших татарам принять истинную веру; однако выяснить, были ли то шаманы или буддийские монахи, возможности не имеется. Преследования, предпринятые Наурусом, министром Газана, в ходе которых некоторое число монахов было умерщвлено, другие были принуждены к отступничеству, а третьи, более многочисленные, сосланы (благодаря «снисходительности государя», как выразился Рашидаддин), нанесли буддизму весьма чувствительный удар. Однако нам не верится, что он исчез вовсе; во всяком случае — не сразу. Как бы там ни было, Тимур в современном ему Афганистане с сектантами-буддистами дело имел, и ничто не говорит о том, что он обошелся с ними строго. [200]

Самое интересное в скоротечной карьере буддизма в Иране затрагивает отношения, сложившиеся между клирами мусульманским и буддистским, отношения далеко не исключительные, но более тесные, нежели те, что сложились между мусульманскими служителями культа, с одной стороны, и христианами и иудеями — с другой. Впрочем, все тут очень сложно. Когда такой мистик, как Бахааддин Накшбанд, говорит о любви к животным и уроках, которые они могут преподать людям, позволительно предположить некое индийское влияние, но оно не обнаружено; вот почему столь же позволительно сделать предположение о влиянии францисканском. Говоря проще, дервишу, вероятно, хотелось указать на то, что в глазах Бога все твари ничего не значат и что та, которая, казалось бы, превосходит другую, стоит не больше — что весьма по-мусульмански.

Подлинные взаимопонимание и сочувствие устанавливаются между людьми, равно занятыми поисками самосовершенствования на пути к Богу и познания Его. В мусульманских текстах говорится о некоем аскете-буддисте, помогшем одному суфию преодолеть трудности, которые тот встретил на своем духовном пути. Вот удивительное признание, могшее иметь тяжкие последствия, если бы конфликт продлился! При всей ее скоротечности эта конфронтация существенно способствовала тому, что ислам сделался более требовательным к своим адептам, а также принудила его к поискам, основанным на самой строгой ортодоксии. Великий шейх Алааддин Даулат Симнани со временем пришел к заключению, что его мистический опыт в той мере, в какой он совпадал с опытом буддистов и иудеев (что подчеркивает важность деятельности последних не только в областях торговой и финансовой), относился к наивысшему жанру, без чего ислам не имел бы превосходства, согласно его постулатам, принадлежащего ему априорно: состояние, которое способен достичь немусульманин, может представлять собой лишь состояние, которое надо преодолеть. [201]