Читать книгу - "Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945 - Федор Синицын"

Соотношение числа ходатайств и открытых церквей по годам было таким: 1944 г. — 6402 и 207 (3,23 %), 1945 г. — 6025 и 509 (8,45 %), 1946 г. — 5105 и 369 (7,23 %), 1947 г. — 3087 и 185 (5,99 %)^[973]. Таким образом, в период 1944–1947 гг. максимальное число открытых храмов, как в абсолютном, так и в процентном отношении к числу поданных ходатайств, пришлось на 1945 г. Объяснить это можно тем, что прихожане церквей, открытых во время оккупации, оказывали сопротивление против закрытия при возвращении советской власти^[974]. 1 декабря 1944 г. было издано постановление СНК СССР «О порядке открытия церквей и молитвенных зданий на территории, освобожденной от немецкой оккупации», которое предписывало «не проводить кампании по огульному возврату зданий, переданных немцами под церкви», а делать это постепенно, изыскивая возможность предоставления верующим других зданий^[975].

Кроме увеличения числа приходов, в заключительный период войны произошло существенное укрепление материально-технического положения РПЦ, в том числе в части обеспечения ее транспортом и горючим за счет Совета по делам РПЦ. 30 июня 1944 г. было принято постановление СНК СССР о передаче церкви «предметов культа» из числа национализированного, конфискованного и выморочного имущества. 24 августа 1944 г. СНК СССР дал Госбанку СССР разрешение открывать для Московской патриархии, епархиальных управлений и церковных приходов текущие счета для хранения церковных средств. Произошло укрепление образовательной базы церкви: 10 мая 1944 г. СНК СССР разрешил РПЦ открыть в Саратове Богословско-пастырские курсы^[976], 14 июня 1944 г. — Богословский институт и Богословские курсы в Новодевичьем монастыре^[977].

Активное участие в регулировании государственно-церковных отношений принимало руководство союзных республик. В частности, 22 февраля 1944 г. первый секретарь ЦК КП(б)У Н. С. Хрущев принял представителей православной общины Украины, где находилась большая часть вновь открытых в СССР храмов, в том числе возобновившая свою деятельность Киево-Печерская лавра^[978].

Политическое упрочение «конкордата» между государством и церковью произошло в годы патриаршества Алексия I. После кончины патриарха Сергия 15 мая 1944 г.^[979] ленинградский митрополит Алексий вступил в должность патриаршего местоблюстителя. Весь период блокады он безотлучно находился в Ленинграде, был награжден медалью «За оборону Ленинграда»^[980]. По некоторым данным, митрополиту разрешили остаться в осажденном городе специально, чтобы поддержать моральный дух населения. По воспоминаниям блокадников, проповеди митрополита Алексия были полны патриотического подъема и давали много душевной силы ленинградцам, помогали им выжить^[981]. На некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе Ленинграда присутствовало командование Ленинградского фронта^[982]. В изданных в 1944 г. патриотических посланиях по случаю Пасхи и освобождения Ленинградской области митрополит Алексий утверждал, что «советская власть» — это «наша власть», и призывал помогать Красной армии^[983].

18 мая 1944 г. в кафедральном патриаршем Богоявленском соборе в Москве состоялось отпевание и погребение патриарха Сергия, на которое «собралась огромная масса верующих». На этом траурном мероприятии в качестве представителя СНК СССР присутствовал Г. Г. Карпов^[984]. Совнарком выразил Священному синоду РПЦ официальное соболезнование^[985]. В своем ответном послании митрополит Алексий высказал правительству «глубокую благодарность за его высокое внимание к нашей Православной церкви»^[986].

В посланиях иерархов РПЦ и иных церковных материалах 1944–1945 гг. отношение к руководству страны выражали такие слова: «Чувство самой искренней любви», чувства «глубокой… любви и благодарности», «уверения в… искреннем и глубоком уважении», «искренние благодарные чувства». И. В. Сталин именовался «Богоданным Вождем», «дорогим», «мудрым», «Богопоставленным Вождем… народов нашего великого Союза», «глубокочтимым», «любимым… Верховным Вождем», «величайшим из людей современной нам эпохи», «гениальным вождем многомиллионного государства», «родным», «глубокоуважаемым», «нашим Великим Сталиным». Отношение государства к церкви характеризовалось как «любвеобильное», «высокое внимание», «отеческая забота»^[987].

В обращениях церкви к советскому руководству присутствовали заверения в лояльности. Митрополит Алексий в своем послании И. В. Сталину от 19 мая 1944 г. писал, что позиция церкви — это «неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему», а также выразил уверенность, что, «действуя в полном единении с Советом по делам Русской Православной Церкви, я вместе с… Священным Синодом буду гарантирован от ошибок и неверных шагов»^[988]. Свою лояльность церковь показывала продолжением материальной помощи государству. К 1 октября 1944 г. РПЦ пожертвовала 150 млн рублей^[989], а всего за время войны — 300 млн рублей. В октябре 1944 г. митрополит Алексий сообщил И. В. Сталину о начале всецерковного сбора «пожертвований в фонд помощи детям и семьям бойцов доблестной Красной армии». В то же время государство предпринимало конкретные шаги по выражению благодарности церкви. В частности, в октябре 1944 г. группа священнослужителей Москвы и Тулы во главе с митрополитом Николаем была награждена медалями «За оборону Москвы»^[990].