Читать книгу - "Королева Виктория - Екатерина Коути"

* * *

Благословляя уходящие войска с балкона Букингемского дворца, Виктория рассчитывала, что война будет короткой и победоносной. Но на одном энтузиазме далеко не уедешь. Злейшими врагами британских солдат оказались не русские, а холод, болезни и в придачу свое же командование.

Военные корреспонденты передавали неутешительные известия. Жарким летом 1854 года, еще до начала основных боевых действий, англичане сотнями гибли в лагерях под Варной. Их жизни уносили эпидемии холеры и дизентерии. Не лучшим образом обстояли дела зимой 1854/55 года, во время осады Севастополя, когда солдаты насмерть замерзали в обледеневших палатках и давились сырым мясом. Не хватало шинелей, сапог, одеял. Бессмысленных смертей можно было бы избежать, если бы командование вовремя наладило поставку припасов, но генералы словно старались перещеголять друг друга в некомпетентности.

Самой катастрофической, но при этом зрелищной ошибкой стала атака легкой бригады во время сражения под Балаклавой 25 октября 1854 года. По замыслу главнокомандующего лорда Реглана бригада легкой кавалерии должна была пуститься вслед за уходящими русскими и отбить у них захваченные орудия. Миссия казалась сложной, но выполнимой. Однако из-за возникшей путаницы офицеры поняли приказ превратно. Вместо того чтобы преследовать русские войска, легкая бригада под командованием лорда Кардигана атаковала укрепленные русские редуты. За двадцать пять минут погибли 107 кавалеристов из 673 и еще 196 получили ранения. Это было прекрасное, но совершенно бессмысленное групповое самоубийство.

Виктория помогала солдатам как могла, но ее помощь заключалась по большей части в том, что вместе с дочерьми она вязала для них шарфы, варежки и кофты на пуговицах – их прозвали кардиганами в честь лорда Кардигана. Но много ли пользы варежки принесут тем, кто уже потерял пальцы из-за обморожения? И какой прок от носков, если снарядом оторвало ноги? Понимая, что ее старания – капля в море, Виктория обратилась за советом к знаменитой медсестре Флоренс Найтингейл.

Вместе с другими медсестрами мисс Найтингейл организовала помощь раненым в полевых госпиталях, сначала в Скутари, а затем в Крыму. Солдаты боготворили Найтингейл, называли ее «леди с лампой» за ее привычку обходить палаты по вечерам, держа в руках лампу. У армейского начальства было к ней совсем иное отношение, ведь Найтингейл открыто критиковала халатность офицеров и антисанитарию в госпиталях.

В письме к мисс Найтингейл Виктория спрашивала, что лучше всего подарить раненым. Как насчет одеколона? Найтингейл ответила, что джин с водой был бы гораздо полезнее духов. А лучший подарок – расчески, бритвы и теплые одеяла.

Виктория оценила прямодушие медсестры. «Жаль, что она не работает в военном министерстве!» – говорила королева (для красного словца, поскольку не могла даже помыслить о том, чтобы женщина занимала высокий пост). В подарок мисс Найтингейл она отправила эмалевую брошь по эскизу принца Альберта: алый крест, обрамленный надписью «Блаженны милостивые». Засим последовали более существенные пожертвования на госпиталь в Скутари, а для малоимущих солдат Виктория закупила деревянные протезы.

Семьям погибших она писала соболезнования, раненых принимала в Букингемском дворце, где они могли рассчитывать на вкусный обед – разумеется, в столовой для прислуги. «Мне так важно принести им хоть какую-то пользу, – волновалась Виктория. – Солдаты, что уходят в отставку, получают маленькую пенсию, на которую невозможно прожить»^[152]. Распоряжаться пенсиями солдат было вне ее компетенции. Так что оставались варежки и шарфы.

* * *

В январе 1855 года лорд Абердин решил, что хватит с него войны, и подал в отставку. Вся Англия ратовала за то, чтобы пост премьера занял «старина Пэм». Но Викторию и Альберта настораживало возвращение старого политика, которого они привыкли считать своим врагом.

Генри Джон Темпл, третий виконт Палмерстон, был личностью незаурядной. В семнадцать лет он унаследовал титул ирландского пэра – весьма сомнительный подарок, учитывая, что к нему прилагались огромные долги. Вдобавок, как ирландский пэр, Палмерстон не имел права заседать в палате лордов. Это обстоятельство ничуть не смутило амбициозного юношу. Важнейшие политические решения все равно принимались в палате общин.

В 1807 году он был избран в палату общин в качестве депутата от Ньюпорта, «гнилого местечка»^[153] на острове Уайт. Впечатленные талантами молодого политика, лидеры партии тори рады были продвигать его по служебной лестнице. Палмерстону едва перевалило за двадцать, когда ему был предложен пост канцлера казначейства. Однако Палмерстона больше интересовала внешняя политика. В 1809 году он был назначен секретарем по военным делам, а в 1830 году стал министром иностранных дел в кабинете премьера лорда Грея и с небольшими промежутками занимал эту должность вплоть до 1851 года.

Когда лорд Палмерстон был представлен юной королеве в 1837 году, она была очарована пожилым аристократом – сведущим не только в политике, но и в светских развлечениях. Отличный стрелок и наездник, галантный кавалер, сибарит, знаток яств и вин. Для лорда Палмерстона были нараспашку открыты двери всех клубов и салонов, а некоторые дамы не прочь были приотворить перед ним дверь будуара. Палмерстон одинаково метко попадал и в дичь, и в женские сердца. За амурные похождения он получил прозвище лорд Купидон.

Своими повадками Палмерстон напоминал Виктории ее любимого лорда Мельбурна, на чьей сестре леди Эмили Купер он женился в 1839 году. Рядом с такими джентльменами, как Мельбурн и Палмерстон, Виктория чувствовала себя племянницей в обществе добродушного дядюшки. И как раз к таким мужчинам ее всегда тянуло.

Все изменилось, когда в Букингемском дворце, а заодно и на политической арене появился принц Альберт. Жених королевы испытывал к Палмерстону двоякие чувства. С одной стороны, нужно благодарить министра за то, что тот помог сохранить независимость Бельгии и фактически посадил дядю Леопольда на бельгийский трон. Но с благодарностью вышла заминка. Люди вроде Палмерстона в принципе не могли понравиться моралисту Альберту. В его глазах Палмерстон воплощал все язвы английской знати – разгульный образ жизни, заносчивость и полное пренебрежение к морали. И вот от таких источников заразы по всему обществу расползается скверна.