Читать книгу - "Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина"

Другой вариант поведения, мысленно сопоставляемый с поведением Динклаге (и фон Рундштедта), продемонстрирован в предсмертном письме генерал-фельдмаршал фон Клюге, который, призвав Гитлера положить конец «безнадежной борьбе», застрелился. «Написал это и покончил с собой», комментирует в романе Андерш, «с собой, но не со своим фюрером». В этих словах, как и в короткий фразе, касающейся еще одного генерал-фельдмаршала – фон Витцлебена, представлена точка зрения Андерша, убежденного, что фатализму и компромиссам с фашизмом может быть противопоставлено лишь решительное действие. Фон Рундштедту и фон Клюге противостоит – в коротких документальных отрывках – фон Витцлебен, казненный 9 августа 1944 года за участие в покушении на Гитлера.

Поведение Динклаге с его «офицерским кодексом чести» ставится таким образом в контекст реальных событий войны, в определенную систему исторических координат, сопоставляется с вариантами поведения высших офицеров германского вермахта. Вот почему Андершу в этом романе недостаточно вымысла и нужен документ, выявляющий взаимосвязь избираемой человеком позиции, индивидуального варианта судьбы со сложным комплексом событий и обстоятельств общественной значимости. Динклаге, ставший офицером в надежде пережить фашизм, «по возможности не запятнав себя», тем не менее прочно прикован к системе сословных представлений, которую не считает возможным нарушить. Он уже не отождествляет себя с терпящим крушение рейхом, как, впрочем, с самого начала не принимал режим, надеясь именно в армии избежать необходимости участвовать в его преступлениях. Он наблюдает за близящимся закатом со стоическим безразличием, но все же не готов идти до конца в своем протесте, подтверждая тем самым, что вермахт был прочнее спаян с нацистским режимом, чем хотелось бы верить авторам так называемой «оправдательной литературы», пытавшейся задним числом, после войны, обелить германское офицерство как изначально якобы оппозиционное по отношению к Гитлеру.

Впрочем, ту же кастовую мораль демонстрируют, за немногими исключениями, и американские военные: они осуждают немецкого майора за его намерение сдаться в плен, да еще вместе с целым батальоном. Крах плана майора в какой-то мере обусловлен незаинтересованностью и даже противодействием самих американцев. Противник, фанатично защищающий преступный режим, занимает на их шкале ценностей место более высокое, нежели человек, осознавший преступность и бессмысленность войны и желающий «выйти из игры». Противоречия внутри американской армии, столкновение взглядов, позиций, ценностных критериев занимают автора романа почти так же, как и конфронтация жизненных установок его соотечественников. «Винтерспельт» – это драма неосуществленных решений. Связав не реализовавшего свой план майора с подлинными историческими фигурами, в чьих руках судьба Германии, Андерш изображает войну в контексте ее уроков, не утративших актуальности и спустя много десятилетий после описываемых событий.

За считанные дни до смерти Андерш завершил свое последнее крупное произведение – повесть или, как сам он говорит, «длинную новеллу» «Отец убийцы» (издана в 1980 году). Он заметил как-то, что, оглядываясь назад, человек чаще всего вспоминает лишь отдельные мгновения собственной биографии, из которых складывается цепь прожитой жизни. Об одном таком моменте и идет речь в повести, основу которой вновь составляет столь важная для Андерша мысль о «современности прошлого».

Гимназия в Мюнхене, 1928 год. 14-летний Франц Кин, автобиографический герой Андерша, попадает в драматическую ситуацию: на заурядный и скучный урок древнегреческого, который ведет столь же безликий и унылый классный наставник, неожиданно приходит директор гимназии, Рекс, как его зовут между собой ученики. Невыученное домашнее задание, неумение ответить на вопросы Рекса кончаются для Франца исключением из гимназии. Показывая немецкую школу того времени, Андерш развертывает перед читателем картину «убиения души» подростка, грубое подавление личности. Директор гимназии, почтенный специалист по классической филологии, предстает как грозная, властная, устрашающая в своем бездушном казарменном рвении фигура: воплощение муштры и бездуховности. Андерш создает точный и выразительный образ – лишенный гротескных черт, но от того не менее опасный и бесчеловечный «учитель Гнус веймарских времен», тиран местного масштаба, способный наносить неизлечимые душевные увечья. Дав своей повести подзаголовок «Школьная история», Андерш сознательно ставит свое произведение в контекст литературной традиции, связанной с изображением немецкой школы как места постепенного и методичного выдавливания из человека человеческого. Существует несомненная взаимосвязь между характером школьного воспитания и нравственным состоянием общества. Ведь все эти штудиенраты и прочие чины школьной иерархии внесли столь ощутимый негативный вклад в формирование многих поколений немцев. Это они превращали сотни тысяч юнцов в слепых и глухонемых, закладывая в них готовность к бездумному послушанию и отучая «задавать вопросы».

Маленький Ханно Будденброк у Томаса Манна при виде директора школы испытывал страх, отвращение, «тошноту». Нечто подобное происходит и с юным Францем Кином. Для его одноклассников директор если и не сам «Господь Бог», то во всяком случае – Рекс, то есть властелин, повелитель, деспот, хотя и в сниженном виде клички. Итак, если «полная драм немецкая школа авторитарного воспитания» (Андерш) оказалась ареной жесточайших конфликтов и человеческих крушений, то немецкий учитель представал как едва ли не важнейшее действующее лицо той трагедии «потерянных поколений», которая дважды разыгрывалась в двадцатом столетии. Дух милитаризма, шовинистический угар, идеи расового превосходства – все это разогревалось и бродило на адском огне школьных залов, откуда юнцы, отравленные своими менторами, начиненные кашей из безумных идей, отправлялись целыми классами покорять мир и гибли сначала за кайзера и отечество, а потом за фюрера и рейх. Выйдя из школьного класса, одурманенные националистическими и милитаристскими идеями, молодые немцы становились исполнителями воли фюрера. Неудивительно, что школьное воспитание, «школьные истории» стали поистине одной из ключевых тем немецкой литературы двадцатого века. И все же эпизод, приключившийся с юным Францем Кином на уроке древнегреческого, его конфликт с грозным и властным Рексом остался бы лишь колоритной сценкой, камерной «школьной историей», если бы не одно решающее обстоятельство, выраженное в названии этой «длинной новеллы».

Дело в том, что директора гимназии зовут Гебхардт Гиммлер, он «отец убийцы», отец кровавого рейхсфюрера СС, одного из самых зловещих преступников в истории человечества. «Характеристика «убийца» для Генриха Гиммлера слишком мягка», комментирует Андерш. Это не просто особо опасный преступник, он «превосходил всех когда-либо существовавших истребителей человеческой жизни». Гиммлер-сын покажет себя позднее, пока ведь еще только 1928 год, и автор не забегает вперед, но зловещая тень будущего палача присутствует на страницах повести. Собственно, заголовок и имя директора выполняют примерно ту же роль, что документальный материал, смонтированный в романе «Винтерспельт»: они создают исторический контекст, в котором изображаемые события обретают особый смысл. Гиммлер-отец предстает как часть системы, в которую через очень короткое время органически впишутся преступления его сына. Для читателя, вооруженного знанием истории, события выстраиваются в одну цепь, и будущие злодеяния нацизма незримо вписываются в рамки маленькой школьной драмы, как в камерные события в глухой деревушке Винтерспельт входят события «большой истории»: Арденнское сражение, конец войны, крах рейха, миллионы убитых. Будущее, о котором знает читатель, проецируется на изображаемое настоящее. Характерно, что старый Гиммлер был не бродягой «без роду и племени», не безработным, не отчаявшимся люмпенизированным ефрейтором, растерявшимся после катастрофы проигранной войны и Версальского договора, а более чем благополучным и высоко образованным господином, директором классической гимназии, и не где-нибудь в захолустье, а в культурной метрополии, Мюнхене. Он был знатоком древних языков и «поклонником Сократа», а его жена, мать Генриха Гиммлера, ежедневно ходила в церковь.