Читать книгу - "Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман"

В то время Пеньковский был самым результативным агентом за всю историю операций США в Советском Союзе{24}. ЦРУ и МИ-6 договорились платить ему одну тысячу долларов в месяц за информацию, стоившую миллионы{25}. После встреч в гостиницах Лондона и Парижа операция перешла во вторую фазу: Пеньковского стали вести непосредственно в Москве. Британский бизнесмен Винн, периодически бывавший в Советском Союзе, встречался с Пеньковским, получал от него информацию и передавал ее МИ-6. Но Пеньковский жаждал напрямую работать с американской и британской разведками в Москве.

ЦРУ не было к этому готово. Сразу после катастрофы с “Компасом” началась подготовка агента на замену, но в последний момент он отказался, и у ЦРУ в критический момент не было под рукой никого. “У нас там сидел все более отчаивавшийся и очень ценный агент, и некому было контактировать с ним”, — вспоминал сотрудник ЦРУ, который в то время участвовал в операции{26}. У управления также не было необходимого для этой операции шпионского снаряжения{27}.

Хотя на встречах в Лондоне и Париже главную роль играли американцы, во время операции в Москве на первый план вышли британцы. По словам сотрудника ЦРУ, “МИ-6 смогла сделать то, чего не могли мы, — разработать и выполнить оперативный план прикрытия для этого агента”. Британцы выбрали в качестве куратора Пеньковского Дженет Чизхолм, жену начальника резидентуры МИ-6. Она встречалась с Пеньковским около десятка раз — на приемах и коктейле в британском посольстве, в почти пустой кулинарии при ресторане “Прага”, в комиссионном магазине, в парке и в подъездах жилых домов — и зачастую в трудных условиях, в присутствии троих своих детей. Пеньковский передавал катушки с пленкой в коробке шоколада, предназначенной для детей. Он казался буквально одержимым. В ЦРУ боялись, что он слишком часто встречается с миссис Чизхолм. Когда ЦРУ наконец направило в Москву подготовленного агента для работы с Пеньковским (это было в конце июня 1962 года), работать ему пришлось недолго. В последний раз сотрудники ЦРУ видели Пеньковского на приеме в посольстве США 5 сентября 1962 года, а затем он исчез{28}.

КГБ заподозрил его в измене, в результате чего под наблюдением оказалась и миссис Чизхолм. Сотрудники КГБ просверлили отверстие в потолке однокомнатной квартиры Пеньковского и установили там камеру для слежки за ним. Еще одна камера, размещенная КГБ в соседнем здании, тоже снимала происходящее в его квартире. В ходе обыска была обнаружена камера Minox, руководство для шифровки сообщений и радиоприемник, который он получил для секретной связи с Западом. В сентябре или октябре 1962 года Пеньковского арестовали, публично судили и обвинили в шпионаже. 16 мая 1963 года его казнили{29}.

Практически в то же время, когда Пеньковский общался с американскими и британскими агентами в лондонских и парижских гостиницах, еще два советских офицера предложили свои услуги Соединенным Штатам. В обоих случаях это произошло за пределами СССР. В 1961 году Дмитрий Поляков, офицер советской военной разведки, назначенный на работу в ООН, предложил сотрудничество американцам в Нью-Йорке. ФБР присвоило ему кодовое имя “Цилиндр”. Затем в 1962 году Алексей Кулак, который занимался в КГБ научно-технической разведкой, предложил свои услуги ФБР в том же Нью-Йорке в обмен на денежное вознаграждение. Он получил кодовое имя “Федора”. Оба они были важными и ценными агентами ЦРУ и ФБР в разные моменты в 1960-х и 1970-х годах, но по большей части с ними работали за границами Советского Союза. ЦРУ удавалось вербовать агентов и шпионов и находить добровольцев в разных других “глухих переулках”, но не в центре СССР, не на улицах Москвы.

После потери Пеньковского ЦРУ долго не могло добиться в Москве никаких результатов. Главной причиной было безграничное влияние Джеймса Энглтона, шефа контрразведки в штаб-квартире. При нем ЦРУ впало в состояние тяжелой паранойи и оперативного паралича. Энглтон был весьма примечательной фигурой: высокий, худой, эксцентричный, в совиных очках, темных костюмах и широкополых шляпах, он был отзывчив с друзьями и непроницаем для остальных. Он правил своим автономным подразделением, держа документы при себе и не давая к ним доступа другим службам ЦРУ. Стол Энглтона был завален досье, а сам он сидел в клубах сизого дыма, поскольку курил не переставая. У него было два хобби: выращивание орхидей и изобретение хитроумных наживок для ловли форели. Проработав шефом контрразведки ЦРУ двадцать лет, с 1954 по 1974 год, Энглтон окружил себя и свою работу флером таинственности. Скрытный, подозрительный и неутомимый, он был одержим мыслью, что КГБ успешно манипулирует ЦРУ, разрабатывая свой грандиозный генеральный план дезинформации. Энглтон часто говорил о “пустыне зеркал” — это выражение он заимствовал из стихотворения Т. С. Элиота “Стариканус”, — ему казалось, что оно точно описывает хитросплетения и обманы, при помощи которых КГБ запутывает Запад. В 1966 году Энглтон писал, что “сплоченный и целеустремленный социалистический блок” стремится распространять на растерянном Западе намеренную ложь о “расколах, эволюции, борьбе за власть, экономических катастрофах [и] хорошем и плохом коммунизме”. Как только эта программа стратегического обмана будет выполнена, Советский Союз прикончит западные демократии одну за другой. Лишь специалисты по контрразведке, утверждал он, могут предотвратить эту катастрофу. Подозрениями Энглтона были проникнуты дух и само содержание операций, проводившихся ЦРУ в отношении Советского Союза в 1960-х, — и это привело к катастрофическим последствиям. Два директора ЦРУ, Аллен Даллес и Хелмс, позволяли Энглтону действовать по своему усмотрению. Он считал, что ни одному человеку и никакой информации, исходящей из советского КГБ, нельзя доверять. А если некому доверять, то и шпионов быть не может{30}.