Читать книгу - "Царь и султан. Османская империя глазами россиян - Виктор Таки"

После трех десятилетий мира в середине XVIII столетия военные и стратегические последствия недостатка просвещения у османов стали очевидны в ходе русско-турецкой войны 1768–1874 годов. Еще до решающих побед, одержанных царской армией и флотом в 1770 году, автор первого романа на русском языке А. Ф. Емин, бывший уроженцем Османской империи, писал, что последняя «славным Екатерины оружием приведена ныне в ужас», и предсказывал турецкому султану столько же поражений, «сколько имеет в своем владении царствий провинций и городов»^[524]. Описав захватывающее восхождение Османов на вершину могущества, Емин далее отмечал, что их «излишняя гордость произвела… неумеренность, сия рождала роскошествование прежней [их] к воинским трудностями привычке противное». По мнению Емина, современные Османы демонстрировали «пылкое желание» славы, однако не обладали другими предпосылками успеха, такими как «рассудок, искусство, постоянство, терпение, разумн[ая] смелость, а иногда и дерзновение, но с силой и возможностью соединенное»^[525]. Бывший турецкоподданный утверждал, что Порта совершила большую ошибку, последовав ложным советам своего французского союзника и вмешиваясь в европейские дела, о которых она могла получить лишь превратное представление от своих секретарей и переводчиков-фанариотов^[526]. Критика Еминым исторического противника тесно увязывала его политический упадок с моральными пороками, «каковые суть зависть, корыстолюбие, невоздержанное и никакого истязания не опасающееся удовольствие страстей, невежество, несогласие, неразличность с добром», которые, по мнению автора, «человеческие сердца в жестоком содержат плену» в османской державе и ведут ее к разрушению^[527].

Хотя российские победы 1770 года служили подтверждением тезиса Емина, прошло еще какое-то время, прежде чем очевидное ослабление Османов стало представляться долговременным и необратимым упадком. Характерными для этой переходной стадии были «Рассуждения на действительно критическое состояние Порты Оттоманской» Евгения Булгари, греческого священника и ученого, приглашенного в Россию Екатериной II в 1770 году^[528]. Согласно Булгари, трудно было представить, что Османская империя «толь страшная и всего христианства судьбой управляющая, толь удобно могла приведена быть до самой крайности и в самое короткое время»^[529]. Отмечая презрение османов к наукам, военному искусству, сельскому хозяйству и коммерции европейцев, Булгари тем не менее релятивизировал их ущербность, указывая на то, что еще несколько столетий тому назад большая часть самих европейских народов находилась в подобном же состоянии. Сама допетровская Россия, «раздираем[ая] мятежами, утопающ[ая] в жестокости и в варварстве… в короткое время принимает удивительный образ, берет совершеннейший порядок и строй в военных делах, и наконец восходит на высочайшую степень славы и могущества, из чего видно, что Скифы получили величие Греков и Римлян»^[530]. Булгари вопрошал риторически: «Не может ли то же случиться с Турками, что мы видим над Россиянами?» По мнению греческого прелата Екатерины II, османы «прежде нашего приметили сию перемену Российской империи, и почли оную как образец достойный подражания и побуждающий к поправлению»^[531].

В доказательство своего тезиса Булгари ссылался на недавно переведенный на русский язык «Трактат о тактике» Ибрагима Мютеферрики, в котором автор указывал на необходимость заимствования европейских военных хитростей и приводил в пример Россию в правление Петра I^[532]. Хотя османские успехи в «военном искусстве, земледелии и купечестве» могли бы улучшить положение их христианских подданных, подобное изменение не было в интересах европейских государств. Согласно Булгари, в этом случае при сохранении мира «сокровища Европы текли бы в Турцию», а война «дала бы чувствовать удивленной Европе тяжесть обученной Порты более чем прежде»^[533]. В свете подобных перспектив автор находил возмутительной поддержку, оказываемую некоторыми христианскими державами Османской империи вместо того, чтобы объединить усилия против нее. Булгари ставил под сомнение, что «выгоды Франции должны быть почитаемы пользою всей Европы» и призывал к формированию коалиции европейских государств в целях изгнания Османов с европейского континента^[534].

Несмотря на опасения по поводу возможного возрождения османской мощи, высказанные Булгари, победа в войне 1768–1774 годов явным образом продемонстрировала, что россияне обрели уверенность после серии неудач или сомнительных успехов в конце XVII и первой половине XVIII столетия. После новых побед российского оружия в 1788–1789 годах П. А. Левашев мог утверждать с определенной достоверностью, что османское государство «уже совсем не то, каково оно было во времена славных султанов Солимана, Баязета, Амурата и Махомета второго». Автор уподоблял державу султанов «великой громаде обветшалого здания, которое в сих последних переменах одною токмо своею внешностью зрителей удивляло и ужасало» и которую «ныне Российский Борей так сильно оным потряс, что едва не до самого основания разрушил». Упадок Османов был особенно очевиден в сравнении с положением их северного соседа: «Как Россия с [начала сего века] беспрестанно на высшую степень выходит, так напротив того Оттоманская империя час от часу упадает». Это позволяло Левашеву заключить, что новая кампания могла довершить разрушение Османской империи, начатое предыдущей войной^[535].