Читать книгу - "Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914) - Юлия Лунева"

На конференции Россия действовала солидарно с Британией и Францией. Между тем Италия вступила в полемику с Австро-Венгрией из-за Албании. На первом же заседании Лондонской конференции было принято решение о создании автономной и нейтральной Албании под суверенитетом султана и под контролем и коллективной гарантией шести европейских держав.

«Чтобы не оставить в Белграде и тени сомнения относительно истинного положения вещей, — писал российский министр иностранных дел Сазонов в своих мемуарах, — я был вынужден поручить Гартвигу предупредить сербское правительство, что мы не будем воевать с Тройственным союзом из-за сербского порта на Адриатике»^[572]. Тем не менее с каждым днем напряжение в Вене нарастало. Начальник Киевского военного округа сообщал начальнику Генерального штаба: «В австрийском Генеральном штабе получены сведения о решении русского правительства послать Черноморский флот в турецкие воды и об оккупации русскими войсками Азиатской Турции»^[573].

Российский военный агент в Австрии доносил в Генеральный штаб 21 января (3 февраля) 1913 г., что, по его сведениям, вопрос о Скутари будет решен в пользу Австрии: «Скутари войдет в состав автономной Албании. Это уже третья дипломатическая победа, одержанная Австро-Венгрией на Лондонской конференции»^[574]. Россия же хотела передать Скутари Черногории. «Черногория ведь была не чем иным, как ничтожным экспонентом русского феодального империализма, — считал Г. Хальгартен, — частью славянского барьера, который должен был в интересах России преградить Центральным державам путь через Проливы»^[575].

31 января военный агент России в Австро-Венгрии сообщил в отдел генерал-квартирмейстера, что Лондонская конференция приступает к рассмотрению кардинального вопроса балканского кризиса — определению границ автономной Албании. Полковник Занкевич предупреждал российское правительство, что на каждую уступку австро-венгерское правительство будет отвечать новыми требованиями; вслед за вопросом о границах Албании будет поднят вопрос о Новопазарском санджаке, об ограничении вооруженных сил Сербии. Военному агенту представлялось, что «политика уступок фатально вовлечет нас в войну с Австро-Венгрией; твердое же отстаивание наших интересов на Балканах обещает нам дипломатическую победу над Габсбургской монархией, но не исключает возможного столкновения, не страшного для нас, но крайне рискованного для нашего врага»^[576]. Однако российская дипломатия подходила к этому вопросу иначе. Так, Россия, не готовая к общеевропейской войне ради приобретения Сербией порта на Адриатике, вынудила Белград отказаться от своих притязаний.

Острую борьбу на конференции вызвал вопрос об Эгейских островах. Занимая очень важное стратегическое положение на пути к Дарданеллам, эти острова привлекли к себе особое внимание европейских держав. Царская дипломатия, опираясь на точку зрения Морского министерства, считала необходимым сохранение в руках Турции прилегающих к Дарданеллам островов Эгейского моря — Имроса, Лемноса, Тендоса и Самотраки. Она исходила из расчетов, что не следует допускать ничего такого, что могло бы послужить препятствием для русских планов, направленных на овладение Проливами. Вот почему Бенкендорф предложил на конференции послов передать Греции все острова, кроме указанных четырех, прилегающих к Дарданеллам, которые должны были быть возвращены Турции.

Однако некоторое время спустя Россия изменила свою позицию. Бенкендорф 2 (15) января 1913 г. предложил, чтобы эти четыре острова под особой гарантией перешли к Греции. Очевидно, российская дипломатия пошла на это, учитывая британские требования, ибо второе предложение Бенкендорфа больше соответствовало английским планам в отношении Эгейских островов^[577].29 января (11 февраля) 1913 г. союзники прервали по инициативе Болгарии, которая надеялась на быстрое падение Адрианополя, мирные переговоры с Турцией. На следующий день Турция предложила Болгарии разделить этот город на две части по реке Марице. Однако София от этого предложения отказалась, и 3 (16) февраля 1913 г. военные действия возобновились.

Опасаясь вооруженного выступления России, Грей поспешил предупредить турецкого посла в Лондоне, что, если Стамбул не пойдет на уступку в вопросе об Адрианополе, он не должен ожидать от держав ничего, кроме давления в пользу такой уступки. Ни одна из великих держав не будет вмешиваться, для того чтобы отстоять для Турции Адрианополь. Наоборот, если бы турки пошли на компромисс, державы могли бы использовать свое влияние на Болгарию с целью ликвидации всяких трудностей^[578]. Пуанкаре предложил выступить с коллективным обращением держав к турецкому правительству, подкрепив его морской демонстрацией своих кораблей, находившихся в Босфоре. Однако это предложение было отклонено державами Тройственного союза. Не удалась и попытка России поставить вопрос о проведении демонстрации силами Тройственного согласия. Великие державы ограничились предъявлением коллективной ноты, которая тем не менее дала свой результат — Турция изъявила готовность принять выдвинутые ими требования. Но в это время в Константинополе произошел государственный переворот, к власти пришла прогерманская партия «Единение и прогресс». Военные действия возобновились.

15 (28) февраля 1913 г. Вильгельм II обратился к турецкому послу со следующими словами: «Надо как можно скорее кончать войну. Турция бесповоротно потеряла свое значение как европейская держава. Рассчитывать на постороннюю помощь и поддержку она не может». Это заявление вскоре стало известно военному агенту России в Германии Базарову^[579].

13 (26) марта Болгария овладела Адрианополем. По этому поводу «Правда» 17 (30) марта 1913 г. писала: «Падение Адрианополя решит натиск на чаталджинские укрепления, приближает еще на шаг войска союзников к Константинополю. Опять перед Европой станет вопрос о Проливах, опять туда обращено внимание дипломатов всего мира, стремление не упустить из своих рук лакомый кусочек»^[580].