Читать книгу - "Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914) - Юлия Лунева"

Франция была обеспокоена бездействием России перед фактом мобилизации австро-венгерской армии. Российский военный агент в Париже А. А. Игнатьев беседовал с военным министром Франции А. Мильераном, который задал ему вопрос, какова, по его мнению, цель австрийской мобилизации. Игнатьев выдержал паузу и ответил, что, по его мнению, эти приготовления носят оборонительный характер. Далее Мильеран просил Игнатьева разъяснить, что вообще думают в России о Балканах. На что Игнатьев заявил, что хотя «славянский вопрос остается близким нашему сердцу, но история выучила, конечно, нас прежде всего думать о собственных государственных интересах, не жертвуя ими в пользу отвлеченных идей»^[551]. Мильеран со своей стороны заметил, что этот вопрос крайне серьезный и касается гегемонии Австрии на Балканах.

На этом разговор Игнатьева с Мильераном закончился. Военный агент объяснял беспокойство Франции тем, что в случае промедления Петербурга Австро-Венгрия успеет расправиться с Сербией и перебросить свою армию против России, а это даст возможность Германии направить свои главные силы против Франции^[552].

В совершенно секретном письме Извольскому от 28 ноября (11 декабря) 1912 г. Сазонов характеризовал русскую политику по вопросу о Проливах следующим образом: «С самого начала кризиса мы не упускали из виду, что война может повлечь за собою изменение режима Проливов. В то же время мы опасались, однако, возбуждать этот вопрос раньше, чем вполне определятся размеры успехов Балканских государств, вероятность занятий их войсками Константинополя и отношение других великих держав к событиям на Балканах»^[553]. Поэтому Россия проявляла известную сдержанность по отношению к британскому предложению обсудить вопрос о возможности интернационализации Константинополя и о новых гарантиях пользования Проливами. «По нашему мнению, — писал Сазонов, — основные интересы России не могут быть защищены в Проливах никакими договорными гарантиями и статьями, так как последние всегда могут быть обойдены; и мы должны всегда иметь в виду, — какая реальная сила в действительности может обеспечить установленный в Проливах режим от каких-либо нарушений»^[554].

Российское правительство также отрицательно отнеслось к исходившей из Вены попытке разделить сферы интересов на Балканах между Россией и Дунайской монархией: «Россия должна была бы объявить себя не заинтересованной в отношении западной части Балканского полуострова, тогда как Австрия предоставила бы нам полную свободу действий в Константинополе»^[555]. В предложении Вены таилась серьезная опасность. Изменения в режиме Проливов могли наступить лишь по окончании войны, а с другой стороны, Россия не могла согласиться на компенсации, так как это нанесло бы ущерб интересам Балканских государств. «Мы соблюдали до сих пор выжидательную тактику, не упуская, однако, благоприятного момента для заявления наших пожеланий», — писал Сазонов^[556].

Дальнейшие рассуждения Сазонова сводились к тому, что «течение войны еще нельзя предусмотреть, однако можно признать, что в настоящий момент продвижение союзников достигло уже максимального предела и вероятность занятия Константинополя весьма мала». Поэтому, скорее всего, Константинополь и достаточная по величине область на европейском материке останутся во владении Турции. «Можно думать, что даже после победоносной войны, — отмечал российский министр, — Болгарии понадобится довольно продолжительное время, чтобы оправиться от своих потерь и окончательно утвердиться в завоеванных ею областях. Не менее трудные задачи ожидают и побежденную Турцию»^[557].

Министр полагал, что Россия, не участвовавшая в войне, может рассчитывать, с одной стороны, на распространение своего влияния на Балканские государства, а с другой — укрепить свое положение в Турции, которая более чем когда-либо должна дорожить хорошими отношениями с Россией. «Все это побуждает нас в настоящий момент подходить с исключительной осторожностью к тем предложениям, которые могут быть нам сделаны другими державами в вопросе о Проливах», — резюмировал Сазонов. Россия не должна соглашаться на какие-либо исходящие от других держав ограничительные гарантии, которые могли бы стать в дальнейшем препятствием к окончательному решению вопроса о Проливах в желательном для России духе.

Российский министр, скорее всего не без помощи Извольского, вспомнил о трактовке вопроса о Проливах 1908 г., то есть в смысле предоставления прибрежным черноморским государствам в мирное время, с соблюдением известных условий, гарантирующих безопасность Константинополя, права выводить из Черного моря и вводить в него свои военные суда.

«Конечно, и в настоящий момент не может быть речи о заключении одностороннего соглашения между Россией и Турцией по этому вопросу; подобное соглашение нарушило бы наши отношения с Балканскими государствами»^[558], — писал Сазонов. Россия должна придавать большое значение позиции великих держав. В последние годы почва для благоприятного нам решения хорошо подготовлена, и пожелания России ни для одного европейского правительства не могут оказаться неожиданными. Министр снова отмечал, что каждое из них в свое время выразило условное согласие с такими предложениями. Сазонов полагал, что у Петербурга во время первой Балканской войны не было серьезных противоречий с Веной и что царское правительство считается с австрийскими интересами экономического и политического характера на Балканском полуострове. «В вопросе выхода Сербии к Адриатическому морю мы также советовали белградскому кабинету принять во внимание интересы соседнего с ним государства. Поэтому мы считаем себя вправе ожидать, что венский кабинет подобным же образом отнесется к нашим интересам в вопросе о Проливах»^[559]. По мнению министра, сопротивление австрийской дипломатии в этом вопросе вряд ли могло быть серьезным препятствием к осуществлению «скромных» пожеланий России.

«Таковы общие соображения, которыми мы руководствуемся в вопросе о Проливах, — писал Сазонов Извольскому. — Сообщая их Вам на случай объяснения с Пуанкаре, считаю необходимым добавить, что мы считали бы неправильным выступить теперь же с какими-либо самостоятельными предложениями, так как путь компенсаций, как указано выше, не отвечает нашим интересам»^[560]. Однако, если вопрос о Проливах вновь стал бы актуальным, Сазонов просил Извольского выяснить точку зрения французского правительства для того, чтобы российские правящие круги могли точно определить время и средства для достижения намеченной цели.