Читать книгу - "Общество и хозяйство в Римской империи. В 2 томах. Том 1 - Михаил Ростовцев"

К числу важнейших явлений этого периода относится также политика императоров в отношении провинций. Большинство императоров II в. сами были выходцами из провинций. Траян и Адриан были гражданами из Испании, в генеалогии Антонина Пия и Марка Аврелия присутствуют галльские корни.^[165] Они принадлежали к сословию сенаторов и оберегали его привилегии, равно как и привилегии всаднического сословия, представлявшего следующую ступень в общественной иерархии империи после сенаторов. Императоры ни в чем не ущемляли право представителей этих сословий занимать первые после императора должности на поприще государственного служения. Но структура обоих этих классов претерпела к этому времени сильные изменения. Ни тот ни другой не ограничивались более пределами Италии. Все члены сенаторского сословия обязаны были жить в Италии и владеть собственностью, находящейся на ее территории, но лишь немногие из сенаторов были коренными италиками. Будучи выходцами из рядов муниципальной аристократии провинций, они поддерживали связи со своей родиной на Западе или на Востоке. Таким образом, высшие слои римского общества, численность которого значительно возросла, представляли собой уже не аристократию Рима или Италии, а имперскую аристократию, т. е. выделившиеся благодаря богатству или образованности элементы городского населения Римской империи. В этом процессе, вероятно, кроются причины произошедшей смены нравственных представлений, о которой упоминалось выше. Новый нобилитет составился из представителей наиболее образованных сословий империи, которых император привлекал на государственную службу. В римском государстве действительно сохранялось господство аристократически-плутократического класса, но решающим фактором при отборе его новых членов стали уже не знатность происхождения и богатство, а личные заслуги, деловые качества и интеллектуальная одаренность.

Естественно, у этих новых аристократов, большинство из которых сами были родом из провинций, нужды провинций вызывали больше сочувствия; они способны были понять, что провинциям не нравится их положение доменов римского народа, что их не устраивает существующая система управления и что каждая из них стремится стать составной частью римского государства. Эти перемены начались еще при Флавиях. Кое-что в этом направлении было уже предпринято Августом и некоторыми из его преемников, особенно Тиберием и Клавдием. Но апогей этого развития приходится на эпоху Антонинов. Следует отметить, что ни один из императоров династии Юлиев — Клавдиев не исполнял до вступления на престол должность провинциального наместника, ни один из ближайших преемников Тиберия не был знаком на личном опыте с потребностями и желаниями провинциалов, а Калигула и Клавдий бывали в провинциях только в связи с военными походами. Все предшественники Флавиев, кроме Гальбы и Вителлия, чье возвышение произошло исключительно вследствие недовольства провинциальных войск существующей практикой, были римлянами, жили в Риме, и Рим был для них центром вселенной. Начиная с Флавиев произошел крутой поворот. Веспасиан провел большую часть жизни как полководец и руководитель провинциальной администрации, то же самое можно сказать о Тите. В лице Домициана у власти снова оказался прежний тип городского императора. Но все последующие императоры, кончая Коммодом, до своего вступления на престол жили в провинциях, а некоторые, как, например, Адриан, проводили там почти все время своего правления.

Естественно, что при таких условиях старая теория и практика провинциального управления окончательно изжили себя, а императоры II в. ощущали себя не только императорами города Рима или римских граждан, а императорами всей империи в целом. Об этом свидетельствует быстрое распространение римских гражданских прав среди населения империи и всевозрастающее число провинциальных городов, получивших статус римских муниципий или римских и латинских колоний. Еще важнее тот факт, что провинции стали осознавать себя индивидуальными образованиями, целостными локальными единицами или, если угодно, «нациями». Римская империя теперь представляла собой объединение этих наций. Эта мысль находит блестящее выражение в известной серии монет эпохи Адриана, посвященных провинциям. О том же свидетельствуют наблюдающиеся во II в. изменения в финансовой, экономической и социальной политике императоров, но об этом речь будет идти дальше, когда мы перейдем к рассмотрению экономического и социального развития империи во II в.

Чем больше давали о себе знать перемены в подходе римского правительства к провинциям, тем более миролюбиво относилось местное население, и в первую очередь его высшие слои, к римскому господству. В том, что касается западных провинций, мы располагаем лишь скудными сведениями. Но даже бесчисленные надписи в честь императоров, появившиеся в западных городах во II в., говорят о том, что высшие слои были весьма довольны существующим положением. В восточных провинциях настроения местного населения тоже начинали меняться. Творчество Диона и Плутарха, речи Элия Аристида, а также диатрибы Лукиана свидетельствуют о том, что высшие классы греческих областей империи понемногу примирились с обстоятельствами, отказались от свободолюбивых мечтаний и трудились ради консолидации римской власти на Востоке.^[166] Дольше всех упорствовали жители Александрии. Они не переставали бороться с римским правительством и по-прежнему рассматривали императорскую власть как «тираническую», не желая признавать ее «царственной». Однако следует принять во внимание, что документ, в котором получила свое выражение эта оппозиционность, относится к временам Коммода и что в нем проводится противопоставление Коммода и его отца.^[167]