Читать книгу - "Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер"

Капитан Вильд ждал и размышлял. Сдать позицию без боя означало решение с далеко идущими последствиями. Даже не считая вероятного разбирательства такого поступка в военно-полевом суде, приказ на отход означал оставление траншей и блиндажей невиданного нами ранее качества. На совещании ротных командиров я настаивал на отдаче приказа об отступлении, отметив, что в случае промедления батальон из примерно 150 человек будет потерян. Капитан Вильд принял решение. Мы выбрались из траншей и тронулись в путь по широкому заснеженному полю.

Во время отхода по нашему левому флангу внезапно ударили пулеметные и автоматные очереди. Во вспомогательных траншеях в 30 метрах от меня находились русские. Рядом падали наши солдаты, сраженные вражеским огнем. Один крикнул, чтобы мы забрали его с собой. Но кто бы мог сделать это? Все бежали, и вместе с ними бежал я. Неожиданно меня ударило по голове. Меня завертело, и я упал. Потом собрался с силами, встал и побежал снова. В голове шумело, но я чувствовал, что не был ранен. Спотыкаясь, я продолжал бежать зигзагом по полю, где не было никакого укрытия.

Примерно через 100 метров командиры смогли взять свои подразделения под контроль и перейти от бегства к планомерному отходу. На краю поля находился следующий населенный пункт. Оттуда застучал автомат и раздался истошный голос. И оружие, и голос принадлежали полковнику Дорну, который стрелял в воздух поверх наших голов, чтобы остановить отступавшие войска и вернуть их на прежние позиции. «Вы, свиньи, остановитесь же, наконец!» — кричал он, хотя в этом уже не было необходимости. Я никогда не видел полковника, этого спокойного и доброго человека, таким возбужденным. Конечно, он не видел и не знал ничего ни об отступлении наших соседей, ни о пулеметном огне, ударившем по нам с фланга во время отхода. Но полковник был достаточно справедлив и опытен, чтобы сразу же оценить обстановку и не возлагать на нас ответственность за случившееся. Он знал, что на шестом году войны войска были уже слишком измотаны, чтобы справиться с такой ситуацией.

Отступления деморализуют любые войска, как это было видно летом 1944 г. На русском фронте к этому добавлялся мощный импульс, который отсутствовал на других фронтах, за исключением, пожалуй, Балкан. Это был страх перед угрозой плена, страх попасть в руки бесчеловечного врага. Пропаганда Геббельса имела эффект бумеранга. Ожесточенность, с которой велась война против большевистской России, выделила ее как борьбу между личными смертельными врагами. Игнорирование Красного Креста, сообщения о зверствах, совершавшихся наступавшими войсками Красной Армии, все это уже давно погасило дух рыцарства, присущий прежним войнам. Однако, казалось, что он все еще был жив на других фронтах, на Западе и на Юге. На Востоке столкнулись две идеологии. Противники знали, что конфликт мог закончиться только уничтожением одного или другого. Война на Востоке никогда не отличалась порядочностью.

Примечательно, что вечером 17 января 1945 г., вразрез со своей беспечной привычкой, вместо полевой фуражки я надел каску. Какое-то неопределенное, но непреодолимое чувство заставило меня сделать это. Когда я наконец смог снять каску, то я увидел причину этого. Оглушительный удар по голове, который сбил меня с ног, был причинен винтовочной пулей. Она аккуратно пробила каску, но вставка из стальных пластин и кожаный подшлемник не дали ей пройти дальше.

С начала крупномасштабного наступления 14 января и до 20 января мы отошли с боями почти на 70 километров. Перед небольшим городом Бельск мы должны были занять оборону. Поскольку карта имелась только у командира батальона, то процесс направления нас на позиции стал очень долгим и нудным делом. Кроме того, выделение участков обороны было не совсем правильным. Капитан Вильд долго ездил по оборонительному участку, чтобы найти нужное место. Нам пришлось сдвинуться в сторону. Он отправил половину батальона, потом поехал его искать и не вернулся.

Как единственные офицеры, мы вместе с адъютантом, обер-лейтенантом Кюлленбергом, остались с другой половиной. Это был зимний солнечный день, с хорошей видимостью. Мы стояли на гребне пологой возвышенности, параллельно которому, примерно в 700 метрах к югу, т. е. слева от нас, проходила дорога на Вельск. Еще одна дорога, до которой было около 2 километров, была правее нас и шла на Вельск под прямым углом к первой. Между ними находились два небольших участка лесистой местности. Со стороны второй дороги, которая просматривалась с трудом, доносился шум моторов танков противника. Но слева от нас, по направлению к Вельску, до которого было 4 километра, один за другим катились коричневые грузовики с пехотой и противотанковыми орудиями на прицепе.

Мы с Кюлленбергом обсудили ситуацию. Как выяснилось позднее, посланный капитаном Вильдом батальонный связной до нас не добрался. Время подошло к 15.00. Мимо нас прошло уже окало 30 грузовых автомашин, а справа, если судить по шуму, по крайней мере, столько же танков. Так что все, что нам оставалось делать, это отступить, залечь в лесу и дожидаться наступления темноты. Через два часа должно было стемнеть. До леса было около километра, и перед ним находилась деревня. Мы шли через нее походной колонной, в то время как немногие жители, в основном старики, смотрели на нас с равнодушными лицами. Может быть, они радовались нашему отступлению, но одновременно испытывали и сомнения относительно того, что будет дальше. Сразу за деревней мы укрылись в лесу. По-видимому, продвигавшиеся по дороге на Вельск русские следовали в конкретный пункт назначения. Должно быть, они заметили нас, но решили пока не трогать. Возможно, они думали, что все равно мы никуда от них не денемся. Это навело меня на мысль.

Когда мы вошли в лесную рощу, были выставлены часовые, а потом мы начали снимать с себя белые маскировочные халаты и выворачивать их наизнанку. Изнутри они были окрашены в зеленовато-коричневый цвет и издалека не отличались от коричневой русской формы. Таким образом, у нас появилось больше шансов, что нас примут за русских и не распознают. До наступления темноты нас не беспокоили.

Затем началась напряженная операция. Мы шагали по снегу, и каждый держался вблизи своего соседа. Мы не могли заходить в деревни и хутора. Надо было пробираться через расположение передовых частей противника по широкой дуге в обход Вельска и попытаться выйти к своим. Самым опасным должно было стать пересечение дороги, по которой продвигались танки. Время от времени с той стороны все еще доносился шум моторов. Перед тем как тронуться в путь, мы с Кюлленбергом посмотрели друг на друга. Вопрос, кто сможет продержаться, остался невысказанным.

Увязая в снегу, мы через час выбрались к дороге. Было видно, как во дворах деревенских домов горели костры. Там уже были русские. Люди залегли во впадинах, а мы с Кюлленбергом подкрались к заснеженной дороге, на которой широкие гусеницы вражеских Т-34 оставили глубокие следы. Движения на дороге не было. Обстановка была благоприятной, мы собрали людей, и наш переход через дорогу завершился успехом.

После этого мы опять пробирались между фермами. К одной из них мы подошли на 50 метров. Русские отдыхали у костра, готовили на нем еду, шумели и чувствовали себя в полной безопасности. Мы воздерживались от любых действий, чтобы не выдать себя и поскорее добраться до своих.