Читать книгу - "Повседневная жизнь паломников в Мекке - Слиман Зегидур"

Туннели, связывающие Заповедную мечеть с долиной Мина, неузнаваемы. Сейчас это целые кварталы, в каждом из которых помещается население целого Каира или Карачи, и восточный базар, по площади равный Дамаску или Алеппо. Мириады паломников, прижатые к стенам, теснятся в подземных галереях. С наступлением ночи эти переходы превращаются в термитник, населенный кланами и семьями. Их вещи брошены как попало, но с таким расчетом, чтобы отгородить свою «вотчину». Полуобнаженные афганцы спят на ковриках или на журналах, женщина укачивает малыша и одновременно умывает второго ребенка, поглядывая на струйку дыма, тянущуюся от сигареты, которую курит отец. Старая алжирка кладет сандалии на корзину, чтобы те высохли. Мужчины дремлют, положив на живот сумку или чемодан. Женщины зевают. Какое-то семейство ужинает неизменным цыпленком с рисом, а вода для чая кипит на переносной газовой плитке. Каждая группка людей кажется настолько погруженной в собственные бытовые дела, словно их разделяют невидимые стены, и общается только со «своими». Вот алжирец, растянувшийся на куске картона, положив голову на кипу вещей, листает журнал. Его соотечественники или пожевывают папироску, или потягивают минеральную воду, или едят маленькие бисквиты. Вон тот господин, опершись на локоть и скрестив ноги, отхлебывает чай и задумчиво-философским взглядом окидывает осаждающую его со всех сторон умму. Самый беззаботный человек в мире. Он должен сознавать, что сейчас является соседом Бога, что его грехи будут прощены, что его ждут дети, чтобы вместе с ним отпраздновать его хадж, — он должен быть переполнен этим предвкушением. Африканец спит, положив правую руку под обнаженный живот. Столетний индиец с сигаретой в зубах, пыхтя, надевает свой грыжевой бандаж.

Женщина спит рядом с мужем. Их тела укрыты, но все же гармонично и изящно вырисовываются под тканью. Она предусмотрительно отвернулась от него, но что-то неуловимое в позах указывает на нежность, связывающую их. Неподалеку бреется, насвистывая веселую мелодию, одноногий мужчина. Воздух наполнен смесью шафрана, жареного мяса и мусора, в изобилии валяющегося между «домами». Каждый выбрасывает отходы за «дверь». Нас приглашают выпить чаю и предлагают конфет. Чтобы сделать обстановку совсем домашней, семьи прикрепляют на стену туннеля, одновременно служащую им стеной «комнаты», плакаты с изображением Мекки и Каабы.

Сколько их в этом подземелье? Аталла предполагает, что не так уж много, и у него есть план, чтобы их подсчитать. Но чтобы снова вернуться сюда, нужно сначала выйти на поверхность и вдохнуть свежий воздух. На сотом шаге остановиться, повернуться и медленно выйти, считая тех, кто живет в коридорах. Сказано — сделано. Результат ошеломляет: только в первой сотне метров от входа расположились более 600 паломников. Каждый туннель тянется примерно 800 метров, значит, «детей подземелья» здесь от четырех с половиной до пяти с половиной тысяч. Но жизнь здесь кипит, несмотря на скученность и духоту. Исламу всегда было присуще умение властвовать над преходящим, получать удовольствие от созерцания камней, справляться с человеческим горем — этих свойств достаточно, чтобы преобразить бедность и посредственность. И в этих жалких пещерах мы обнаружили больше благородства, тонкости чувств и искренней веры, чем в лучших кварталах Мекки.

Арабское кафе, в котором нет ни кофе по-арабски, ни «экспрессо» — только Нескафе, именуемое здесь нускафв (полукофе). Стандартное кафе — это ряд металлических столов и стульев и два внушающих жалость йеменца, кипятящие воду и раздувающие жар в печке, предназначенной для наргиле. В чае плавают молочные пенки и кусочки заплесневевшего табака. Уже полночь. Проезжает автобус, и мостовая гудит под его колесами. Фантасмагория, карнавал, начало и конец восстаний. Муравейник, погруженный в свет, оглушенный шумом, отупевший от зноя, украшенный дешевой мишурой.

Посетитель забывает на стуле свои газеты: среди них — ежедневная «Ан-Надва», названная так в честь старинного совета города. В ней говорится о прибытии премьер-министра Турции Тургута Озала с супругой и о его остановке в Джидде, где состоялась встреча с «Ахмедом Уаджи, членом постоянного Исполкома Конгресса китайского народа, вице-президентом исламской ассоциации Китая». В присутствии 1200 паломников-«коммунистов» он заявил, что «мусульмане должны благодарить Бога за то, что Он дал верующим такое государство, как Саудовская Аравия, которое заботится об их нуждах и облегчает им выполнение ритуальных обязательств». Какой реванш взял Мухаммед у Ататюрка и Мао Цзэдуна! В статье, помимо всего прочего, говорится о и том, что президент Бангладеша, генерал Эршад, также приглашен в Мекку. Король Фахд собирался сделать Мекку и Медину «жемчужинами мира».

В другой ежедневной газете Джидды, «Указ», носящей название знаменитой доисламской ярмарки, есть страница на французском языке, которой посвящена шейху Ибн Баззу и напоминает о запрете на ввоз в королевство книг и «публицистических памфлетов» под страхом сурового наказания. На четыре колонки крупным шрифтом тянется: «Пытки, убийства и конфискации — разменная монета Ирана».

В забытой стопке имеется и «Ар-Рабия» — ежемесячник Лиги ислама, основанной в Мекке в 1962 году и до сих пор находящей здесь прибежище. В этом номере следует особо отметить репортаж, рассказывающий о «геноциде», начатом благотворительными христианскими миссиями в Черной Африке. «Как я хотела бы, — вздыхает руководитель женской группы Комитета по спасению ислама, созданного в 1978 году, — увидеть мать-мусульманку, из собственных рук дающую пищу правоверному сироте, а не оставляющего его на попечении монашенки». В статье также говорится и о том, что религиозная ассоциация Бельгии выслала из страны 32 000 детей правоверных, лишившихся родителей, что Швеция хочет приютить 30 000 ливанцев, что доставило израильтянам в Южном Ливане столько радости». Лига, более драматичная по содержанию, пишет о том, что верующие, находящиеся на грани между бедностью и нищетой, едва не умирают с голоду, что в странах Юго-Восточной Азии 12 миллионов мусульман отреклись от своей веры… Согласно проведенному опросу, виноваты во всем этом христиане, наживающиеся на голоде уммы, на слезах ее детей и на стонах ее больных.

Час ночи. Радио играет благопристойную мелодию, в новостях объявляют, что пятница станет днем великого собрания «нации Мухаммеда», что суббота — день бегства в пустыню, а воскресенье — день остановки на горе Арафат… Истинное путешествие, на самом деле, еще не началось. Нужно позаботиться об усталом теле, как следует поесть и поспать. Но как противостоять этому волнению, которым все охвачены, этому неистовому очищению плоти и души, этому покою, который баюкает колыбель «лучшего из людей»?

Вслух говорят, что святой город — одна большая мечеть, но шепотом прибавляют, что это еще и рынок. Ночью же он становится спальней. На тротуарах, на автобусных остановках, на площадях и в мечетях, на скамейках и прямо на земле под звездами — всюду спят тысячи людей. Вот темная улочка, засыпанная мусором. Самое походящее место для головорезов, но именно здесь спит пожилая пара и множество детей, а местные коты дерут глотки, выясняя отношения и ухаживая за дамами сердца. Некоторые паломники спят с еще не погасшей сигаретой, зажатой в пальцах, другие устроились на спине или на животе. На каменной террасе храпят во всю мощь несколько африканцев. Военные автомобили и полицейские на мотоциклах бодрствуют над ними.