Читать книгу - "Повседневная жизнь паломников в Мекке - Слиман Зегидур"

Например, бывший глава мечети в Париже, шейх Си Хамза Бубакер, опубликовал в «Трактате о современной исламской теологии» рассказ о паломничестве одной алжирской студентки, совершившей хадж в 1982 году. Пример смешанного жанра. Гостья Бога говорит о «земле, где процветают наглость полицейских и взяточничество», но при виде Харама она готова упасть в обморок, ее глаза «ослеплены гармонией, величеством и волшебством» святыни. Она признается, что «за реконструкцию священной ограды… гармонию и строгую элегантность следует отдать должное властям Саудовской Аравии».

К счастью, ЮНЕСКО признало мировым наследием старые города Дамаск, Иерусалим и другие жемчужины исламского мира. Вне этой международной бдительности все относительно, и Турция — одна из немногих стран, которые поддерживают дворцы и мечети в хорошем состоянии. Даже монархическая Испания бережно относится к исламским памятникам. «Как можно осуждать раскопки Израиля в ограде третьей святыни исламского мира (мечеть аль-Акса в Иерусалиме^[64]), если сами мы молчим о том, что уничтожаются следы двух первых святых мест?» — протестовали хаджи в Медине в 1986 году.

Несмотря на то что исторические памятники здешних мест находятся не в лучшем состоянии, живая плоть уммы все еще осязаема, ощутима. «И чтобы верующие были для своих близких как камни здания, поддерживающие один другой», — приказал Мухаммед, скрестив пальцы. Тело уммы — мечеть, сердца людей, ее составляющих, — воистину Дом Божий, а сообщество верующих — воплощение Харама. Великий андалусский мистик суфий Ибн аль-Араби (1165–1240)^[65] утверждал, что истинная Кааба — это наша суть, мы сами. Другие мусульмане, такие как Ибн Фадль (ум. 915 г.), свидетельствовали, что, «если верующие должны прийти к камню, который видят лишь раз в год, то они должны чаще приходить в Харам своего сердца». Вистами (год смерти — 857 или 874) сказал: «В свое первое паломничество я видел только Харам, во второй раз я видел не только Харам, но и того, кому он принадлежит, а в третий раз я видел только его… Не может быть ничего печальнее и мрачнее, чем дом возлюбленного без возлюбленного». В конце концов Мекка стала символом божественного присутствия и изначальной сплоченности уммы. Изменив ее внешний облик, невозможно что-либо сделать с ее сутью.

«Западные люди, — рассуждает Аталла, — тщательно охраняют свои религиозные памятники, пренебрегая традициями или обычаями, или переделывая их, а мы оставляем нетронутыми наши каноны, но не особенно заботимся о неприкосновенности культовых мест. Западные верующие — хранители музеев, мы — хранители истинной веры».

Эстетическое и интеллектуальное наслаждение историческими памятниками и археологическими находками — удовольствие, появившееся относительно недавно, точнее, в конце XVIII века, с расцветом европейского романтизма. Только в 1794 году республиканское правительство Франции законодательно определило принципы сохранения памятников, положив начало политике охраны исторических зданий.

Отзываясь на призыв объединителя, мусульмане устремлялись в Мекку не для того, чтобы прикоснуться к камням, но чтобы прикоснуться к телу уммы; не для наслаждения архитектурой города, но из-за его атмосферы, не из-за мест, где жил пророк, но для того, чтобы вдохнуть воздух, которым он дышал, пригубить воду, которую он пил. В Мекку едут ради неба матери городов, ради ее необъятности. Не напрасно воздушное пространство «надежного города» закрыто для полетов, гражданских или военных. Откуда берется всеобщее безразличие к облику древнего дома? Не из-за его ли неуловимого, неопределимого настроения, смеси добродушия, воинственности, неряшливости, угрюмости и чувственности? Не завидуют ли ей эти новые европейские города, современные и пустынные?

Было ли у ваххабитов, решительно меняющих вековой ход истории Мекки, желание придать ей свою особую оригинальность? Коран говорит о ней как о «чистой долине», непригодной для возделывания почвы. Саудовцы, не только уничтожившие древние памятники культуры, но и вырубившие рощи, погубившие сады, росшие на улицах города, придали ему сходство с исконным кораническим портретом. Может, их ненависть к растениям и любовь к бетону — это способ сохранить природные ископаемые Мекки?

Солнце плавилось, таяло в небесах. Мягкий сумрак окутал город, и на небе проступило созвездие Волопаса. Над древним холмом Абу Кубай змеилась тонкая серебристая линия, рассвет нового дня, нашего десятого дня в Мекке. «Гляди-ка, — воскликнул алжирец, — а месяц-то не над нами, он лежит на спине, рогами вверх! Хвала Аллаху!» И действительно, месяц лежит горизонтально, наподобие тех, что закреплены на шпилях мечетей. Под фонарем на освещенных табло написано время: 19 часов и 0 часов. Час магриба, молитвы перед сном. Город камней становится городом молитвы.