Читать книгу - "Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Андрей Бронников"

Три года учебы не прошли даром. Мы уже стали довольно подготовленными разведчиками-диверсантами, и единственно чего нам тогда не хватало – это войсковой практики. Чувствовали мы себя уверенно как в службе войск, так и в «поле», на прыжках, на стрельбище. Иностранным языком владели также уверенно, во всяком случае, пекинское радио слушали с полным пониманием того, что вещал китайский диктор.

На заднем плане крайний справа Володя Михалев

Армейский образ жизни стал давно уже привычным, и то, что совсем не так давно считалось «тяготами и лишениями воинской службы», теперь стало в какой-то степени жизненной необходимостью. Обед, как правило, игнорировали, на ужин ходили только те, кто не ушел в город. То, что мы раньше «стреляли» со столов старшекурсников, а именно: сахар, масло, иногда рыбу, теперь сами отдавали младшим товарищам.

Распрощались мы с майором Тимофеевым, потому что программа МПД была завершена, военный топограф по прозвищу «БолотА» также ушел в прошлое – к тому времени в лесу мы тоже чувствовали себя, как дома, и днем, и ночью.

Стреляли мы и так много, а на четвертом курсе и вовсе началось натаскивание на сдачу государственных экзаменов по огневой подготовке. Если на теоретических экзаменах госкомиссия еще могла сделать некоторые поблажки по конъюнктурным соображениям, в особенности тем, кто явно шел на золотую медаль, то на стрельбище непораженную мишень невозможно было восполнить ничем – как говорил мой будущий ротный капитан Егоров (выпуск 1972 года): «дай дырку».

Изредка стрельбы из пистолета у нас проводил подполковник Никитин – мастер спорта по пулевой стрельбе. Обучение он сопровождал нестандартными инструктажами. Вместо того чтобы построить нас в две шеренги, как это обычно делалось, он подозвал нас к себе, и мы встали полукругом. В это время в пяти метрах от нас пристреливали автомат другие его подопечные с иностранного факультета – военнослужащие одной из африканских стран.

Никитин взял в руку пистолет, поднял его повыше так, чтобы всем было видно, и стал комментировать: «Берете рукоять плотно, как женскую грудь, но одновременно и нежненько так, и…» – тут он передернул затвор и, наклоняя кисть руки с пистолетом, каждый раз в разные стороны под углом в девяносто градусов, быстро и не целясь произвел один за другим шесть выстрелов по мишени. Нажал на затворную задержку, затвор клацнул, потом лихо дунул в ствол, толкнул ближайшего курсанта в бок и сказал: «Ну, что встал? Иди, смотри». Было шестьдесят очков. Такого уверенного владения оружием я даже в кино не видел.

Потом наступила наша очередь. Разумеется, мы стреляли как предписывает наставление по огневой подготовке. Между тем африканские офицеры продолжали копошиться возле мишени в пяти метрах от той, по которой предстояло стрелять одному из наших курсантов. Он замялся, и подполковник совершенно спокойно подбодрил его: «Ничего, ничего. Ты им не мешаешь, стволом только сильно не крути». Курсант открыл огонь, а иностранцы на всякий случай быстро убежали на исходный огневой рубеж.

Ко многому мы уже привыкли, даже метание ручных гранат РГД-5 перестало впечатлять. Лишь однажды это осталось ярким эпизодом в моей памяти, наверное потому, что гранатометание происходило в составе взвода. Для этого на стрельбище отводилось специальное место. Мишенное поле отделял от исходного рубежа небольшой земляной вал, который находился примерно на расстоянии восьмидесяти или семидесяти метров.

Прямо с исходной позиции взвод, вооруженный стрелковым оружием и по одной гранате РГД-5 на брата, развернулся в цепь. На левом фланге стоял наш преподаватель подполковник Костин и, внимательно наблюдая за нами, подавал команды. «Приготовить гранаты!» – закричал он. Услышали все и быстро выполнили приказание. Теперь подступал самый ответственный момент, и Костин, понимая это, продолжал кричать: «Цепь держим! Держим цепь!» Действительно, тут было важно не высунуться вперед, чтобы не попасть под осколки гранаты товарища. В этот момент нужно было умудриться на бегу вытащить гранату из подсумка, распрямить усики, выдернуть кольцо и поднять ее над головой, чтобы было видно преподавателю. Когда до вала оставалось несколько шагов, прозвучала команда «гранатой огонь!». Тут и вовсе нельзя было оплошать и непременно перебросить РГД за вал, в противном случае она, ударившись о землю, непременно скатилась бы прямо нам под ноги. «Цепь держать! Держать!» – продолжал отчаянно кричать Костин.

Глухие разрывы застали нас, когда мы были уже почти на гребне вала. Над головами пролетел со свистом кусок фанеры от мишени, разорванной в клочья от прямого попадания одной из гранат. В лицо ударил вонючий черный дым. Уже не спеша мы сбежали вниз по противоположному склону вала прямо на мишенное поле, и тут же прозвучала команда: «На исходную бегом марш!» Сердце стучало, не выдерживая такого обилия адреналина, а легкие не успевали снабдить организм кислородом. Упражнение по метанию гранат благополучно завершилось.

Стреляли мы много. Собственно стрельбы бывали нечасто, хотя бы потому, что это было сопряжено с выездом в учебный центр, но когда это случалось, то удавалось настреляться вдоволь. После выполнения положенных упражнений частенько оставалось много патронов, и преподаватель давал нам возможность дострелять их. Всегда было проще расстрелять остатки на стрельбище, чем составлять акты, а потом еще тащить их на склад, пересчитывать, сдавать обратно.

Впервые я почувствовал мощь стрелкового оружия именно тогда, когда «добивали» из ручного пулемета большое количество трассеров. По очереди парами мы ложились за РПКС и в два ствола вели огонь по всему, что попадало в поле зрения. Огненные струи трассирующих патронов косили в дали полигона все подряд.

Однако такого нельзя было сказать о стрельбе из гранатомета. Тут все выстрелы были на счету, и упражнение выполнялось строго, хотя и тоже вдоволь. Позднее началось откровенное натаскивание на сдачу государственных экзаменов.

Половина взвода должна была стрелять упражнение из АКМС с ПБС (прибор бесшумной и беспламенной стрельбы) ночью с помощью ночного прицела НСПУ. Другая часть должна была выполнять упражнение из гранатомета РПГ-16, ныне снятого с вооружения.

Кто и что конкретно будет выполнять, должно было выясниться непосредственно перед экзаменом, поэтому поочередно стреляли всем взводом и то, и другое.

Из автомата стрелять, на мой взгляд, было все-таки проще; хоть и ночью, но НСПУ – оптический прибор и давал гарантию меткого попадания, расстояние до цели было небольшое, а сама цель – неподвижной.

Гранатомету уделялось куда большее внимание, и это не прошло даром. Научились бить из него так, что за один показ мишени умудрялись выстрелить два раза и оба раза попасть. Дело в том, что цель опускалась не от попадания, но по времени, ограниченному условиями упражнения, а поражение определялось по дырам в зеленом брезенте, из которого она была сделана. Но Костину этого было мало. Огонь вели из различных положений, но приоритет отдавался стрельбе «с колена».