Читать книгу - "20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи"

– Во время выборов для охраны кандидатов в депутаты имелось больше полицейских, чем их было вчера для охраны короля во время его прибытия, – заявил в Марселе заместитель мэра Сабиани.

И он признал, что в мэрии отказались не только выставить воинский кордон, чтобы изолировать короля от окружавшей его толпы, но даже не согласились предоставить мобильных гвардейцев-велосипедистов, поскольку, учитывая близость выборов, это могло произвести плохое впечатление на избирателей.

* * *

Как только стало известно о смерти короля, Гастон Думерг созывает заседание Совета министров.

Раздается телефонный звонок. Один из журналистов сообщает председателю Совета министров о смерти Барту.

– Не может быть! – восклицает Думерг. Затем он сообщает эту новость прибывающим министрам. Одни хранят молчание, другие плачут. Первым прерывает молчание Эррио.

– Это был великий министр, – говорит он.

– Да, – добавляет Думерг, – он принадлежал к тем людям, величие которых становится особенно заметным только тогда, когда они мертвы!

Потрясенный до глубины души, Сарро с трудом зачитывает коммюнике о событиях в Марселе.

Некоторые министры считают, что трагедия в Марселе непростительна, и заявляют, что она объясняется не каким-либо роковым стечением обстоятельств, а является чудовищным следствием небрежности и ошибок! Они требуют наказания виновных…

Но большинство министров восстает против этого мнения:

– Когда был убит президент Думер, никого не подвергли наказанию. Если вы сегодня сделаете это, в Белграде могут сказать, что на нас лежит известная ответственность.

– Но мы не несем никакой ответственности… Для глав государств покушения являются профессиональным риском… – говорит Тардье, но Думерг решает в качестве арбитра:

– Нет, мы несем ответственность! И поэтому необходимо наказать виновных.

Правительство подает в отставку.

«Преступление, совершенное против дела мира, очевидно». Но правая пресса тотчас же отказывается от попыток расследовать, какое правительство или правительства могло или могли вложить оружие в руки убийцы – этого Калемеля, татуировка которого указывает на его принадлежность к ВМРО.

* * *

Тринадцатого октября состоялись похороны Барту.

На Кэ д’Орсэ происходит торжественная церемония.

На площади Инвалидов организован большой парад войск.

И только народ Парижа, собравшийся плотной массой и хранящий молчание, кажется, понимает все значение происшедшей драмы. Искренне и глубоко скорбят камердинер Гюстав и сотрудники покойного Барту.

Стоящий передо мной на официальной трибуне Пьер Лаваль довольно весело болтает с Франсуа-Понсэ, прибывшим на похороны из Берлина.

Позади меня разговаривают два директора крайне правых газет.

– По существу, – говорит один из них, – Барту был опасным человеком, он довел бы нас до войны…

– Друг мой, вы видели биржевой бюллетень? – спрашивает другой.

– Гёте был совершенно прав: мертвые быстро уходят,[42]– говорит мне Политис, занимавший тогда пост посла Греции в Париже.

После парада войск начинается церемония в церкви Дворца инвалидов. На церемонии присутствует советский поверенный в делах.

– Как, вы в церкви? Советский протокол не запрещает вам это? – спрашивает его один дипломат.

– Да, это так, – грустно улыбаясь, отвечает он, – но я получил специальное разрешение в связи с похоронами Барту… Вы знаете, дорогой коллега, франко-русское соглашение теряет все вместе с ним! Он был реалистом. Он понимал, что без серьезного военного соглашения между Францией и Россией, соглашения, которое заставило бы Гитлера сдерживать свои притязания, мир в Европе невозможен!

И вслед за этим во дворе Дворца инвалидов был дан прощальный воинский салют, раздался похоронный звон и прозвучала последняя дробь барабана.