Читать книгу - "Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов"

Несколько иначе подошел к толкованию собственности М. В. Колганов, который включил в собственность и «присвоение» материальных благ и «производственные отношения»: «… Марксизм рассматривает собственность как присвоение средств производства и других материальных благ и одновременно как совокупность имущественных или, что то же, производственных отношений людей, которые складываются на этой основе»^[578]. Позднее он говорил: «… Правильно ли сводить присвоение к какому бы то ни было отношению – к отношению человека к вещи или к отношению между людьми в процессе производства?»^[579]. Более определенную позицию в этом вопросе занял В.П. Шкредов, считающий, что «собственность как форма проявления объективных отношений производства представляет собой единство фактически осуществляющихся отношений людей к вещам и их общественных, производственных отношений друг к другу… Недооценивать, а тем более игнорировать ту сторону отношений собственности, которая заключается в господстве человека над вещами, – значит совершать не меньшую, если не большую, ошибку, чем анализировать производственные отношения в отрыве от производительных сил»^[580].

Нет единого мнения и по вопросу о том, как соотносятся понятия «собственность» и «производственные отношения». В современной политэкономии в состав «производственных отношений» включают 1) производство, 2) распределение, 3) обмен, 4) потребление^[581]. Это вполне соответствует учению К. Маркса. Во «Введении» к «Критике политической экономии» он писал: «Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление идентичны, а в том, что все они образуют собой части единого целого, различия внутри единства… Определенное производство обусловливает… определенное потребление, определенное распределение, определенный обмен и определенные отношения этих различных моментов друг к другу. Конечно, и производство в его односторонней форме, со своей стороны, определяется другими моментами».^[582]

А. В. Венедиктов отождествляет «отношения собственности» прежде всего с системой распределения средств и продуктов производства, что, очевидно, не исключает в его концепции отождествления отношений собственности с производственными отношениями в целом: «В праве собственности получает правовое выражение и закрепление вся сумма общественных отношений собственника по поводу принадлежащих ему средств производства – отношений не только с непосредственными производителями, но и с другими собственниками и с самим государством, какова бы ни была его классовая природа»^[583]. Ю. К. Толстой рассматривает «присвоение» «в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ»^[584], но эти «отношения собственности», тождественные производственным отношениям, он отличает от самой собственности на средства и продукты производства^[585].

М. В. Колганов признает наличие отношений собственности или «имущественных отношений» на стадиях производства, распределения, обмена и потребления, но потребление он исключает из сферы «производственных отношений» и поэтому считает «имущественные отношения» понятием более широким, чем «производственные отношения»: «Производственные отношения охватывают лишь часть людей в современном буржуазном обществе, даже меньшую часть общества, а имущественными отношениями охватывается без исключения все население. Эти отношения распространяются не только на сферу производства, распределения и обмена, но и на сферу присвоения продуктов природы (земельные отношения, которые во все времена играют очень важную роль, особенно в докапиталистических формациях), на непроизводственную сферу, внутрисемейные отношения. В границах производства имущественные отношения совпадают с производственными отношениями»^[586]. Таким образом, вне производственных отношений оказываются «присвоение продуктов природы», «непроизводственная сфера» и «внутрисемейные отношения».

«Присвоение продуктов природы» является главным доводом автора в пользу исключения потребления из сферы производственных отношений. М. В. Колганов заметил, что «присвоение» и «производство» не тождественны: «Производство… не есть только присвоение… Присвоение не ограничивается только производством…»^[587]. С этим можно согласиться: присвоение происходит на стадиях как производства, так и распределения, обмена и потребления. Однако автор идет дальше. Он пишет: «Люди присваивают не только продукты своего труда, но и многочисленные полезные продукты природы: землю, недра, леса, воду, различного рода плоды, дичь, рыбу, воздух, свет и т. д.»^[588]. Ставя на одну доску «присвоение» воздуха и света, с одной стороны, земли и т. д. – с другой, М. В. Колганов фактически приравнивает присвоение земли и ее плодов к чисто биологической функции, ибо «присвоение» воздуха и света (т. е. дыхание и т. п.) – непроизвольная функция организма, не имеющая отношения к социальным функциям «потребителя» и не служащая отличием человека от животного. Вот здесь и возникает мнимое доказательство того, что «присвоение» шире не только производства, но и производственных отношений вообще. Само употребление понятия «присвоение» применительно к воздуху и свету является подменой одного тезиса другим. Такого типа «присвоение» не выражается в категориях политической экономии. Оно принципиально отличается от всегда социально обусловленных способов добывания пищи, к которым приложимо понятие «присвоение». Но это присвоение входит в состав производственных отношений, поскольку определяется уровнем общественного производства даже тогда, когда распределяются и потребляются не продукты производства, а готовые продукты природы. Формы присвоения земли и ее плодов обусловлены соответствующим характером производства и со своей стороны влияют на изменение его.