Читать книгу - "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло» - Михаил Вознесенский"

' В тюрьме всех тяжелораненых — Кренделла, Чикку и Уолка — собрали в одной камере на попечение матроса Дэйла Ригби, уроженца штата Юта. Ему не выдали никаких медикаментов, парень выбивался из сил, но ничем не мог облегчить страдания своих товарищей.

Через неделю охранники стали заходить в эту камеру только в марлевых повязках, зловоние от гниющих ран стояло ужасное. Уолк вообще не мог пошевелиться, кровь и гной намертво присохли к пластику крышки стола, на которой он продолжал лежать. Можно только удивляться, как не началась гангрена или общее заражение крови. Только к вечеру 5 февраля, на десятый (!) день после захвата корабля ранеными занялись корейские медики. До этого никому никакой помощи оказано не было.

Уолка привязали за руки и за ноги к металлическому столу. Корейцы резали по-живому, не прибегая к средствам анестезии. Крики Стивена были слышны в камерах на всех этажах, и многие моряки подумали, что кого-то из них уже начали пытать каким-то средневековым способом.

Улучшения после такого варварского лечения не наступило, и через неделю вечером (в Корее, как показалось американцам, начало всех начал, по большей части нерадостных, приходилось почему-то на вечера) охрана положила Уолка на носилки, укрыла с головой одеялом и на джипе (не наш ли ГА3-69) доставила в одну из пхеньянских больниц. Условия показались американцу просто дикими, особенно ужасающая грязь в крошечной палате и полная антисанитария. Перевязку делали раз в два дня врач и две медсестры.

В больнице, где ни один человек ни слова не понимал по-английски, моторист «Пуэбло» провел 44 дня. Больному полагались сигареты, спички, северокорейские журналы, прославляющие коммунистический режим и вождя, колода игральных карт и графин с водой. Поскольку воду никто и не думал кипятить, раненый подхватил еще и дизентерию. Каждый прожитый день он отмечал царапиной на штукатурке стены. В корейской больнице Стивену исполнилось 20 лет.

Лечение заключалось в том, что врач парой пинцетов запихивал длинную полосу бинта, густо пропитанного отвратительно пахнущей мазью (Вишневского?) в открытые раны Стивена, невзирая на его отчаянные вопли. Впрочем, дело молодое, раны начали заживать, и каждый раз доктору все труднее было впихивать прежнее количество бинта. В один из дней обнаружился курьез с бинтом, вызвавший живой интерес медперсонала. Оказывается, кровать имела какое-то отверстие, которое корейцы старательно нашпиговывали своей маслянистой дрянью уже много дней! Но это ни на кого не произвело впечатления — Уолк усмотрел в этом примету каждодневной жизни в КНДР. Ежедневно больному делали несколько уколов и ставили капельницу на ногу. Иногда ему казалось, что никакая медицина не поможет его несчастной нижней конечности, раздутой вдвое против нормального размера, но в конце концов молодость взяла свое, и больной пошел на поправку.

Стивен провел много дней в тяжелых раздумьях — что сталось с его товарищами. Больше всего его беспокоило, не отправлен ли экипаж домой, не брошен ли он в Корее в одиночестве.

Дело уже ощутимо склонялось к выписке, когда пофигисты-эскулапы занесли в рану инфекцию, и началось подкожное нагноение. Снова безо всяких анаболиков кожа взрезалась ножницами, гной выдавливали, и снова начался цикл «пинцеты-бинты-мазь». В конце концов, только за три дня до возвращения в тюрьму он смог самостоятельно встать с кровати и сделать несколько шагов. Зеркала не было, но в верхней части дверного проема оказалась застекленная фрамуга. Впервые за два с половиной месяца Стивен увидел свое отражение и ужаснулся. Он похудел на 25 килограммов. В этом нет ничего удивительного, больничный рацион почти не отличался от тюремного, за исключением ежедневного яблока и изредка стакана козьего молока.

Как бы там ни было, полтора месяца назад его отсюда вынесли на руках, а возвратился он на своих ногах, изо всех сил хватаясь рукой за поручень лестницы, чтобы не упасть от слабости. Первыми его встретили коммандер Бучер и офицеры, и это, вспоминает Уолк, самое приятное впечатление за все время в плену.

Позднее Стивену пришлось еще раз столкнуться с корейскими врачами. С детства он страдал увеличенными миндалинами, корейцы решили удалить гланды довольно оригинальным способом. Прежде чем брать миндалину специальным зажимом, они… привязывали ее толстой бечевкой. «Я предполагаю, — вспоминает Уолк, — это делалось на случай, если я проглочу вырванную миндалину или вдруг выплюну ее на пол!» Разумеется, и здесь всякая анестезия отсутствовала.

СЕКРЕТНО; МОЛНИЯ; NODIS; CACTUS,

ТЕЛЕГРАММА

28 января 1968 года.

Госдеп США — посольству США в Республике Корея 0152Z.

Текст ответа на заявление, сделанное Старшим Представителем Комиссии по перемирию:

«1. Я получил сообщение, которое Вы (генерал-майор Пак Чунг Гук) послали мне по каналам Наблюдательной Комиссии нейтральных государств.

2. Мой ответ следующий: политика правительства США относительно корабля “Пуэбло” и экипажа обнародована Президентом Соединенных Штатов 26 января: “Мы продолжим использовать любые доступные средства, чтобы найти быстрое и мирное решение проблемы”.

3. Экипаж “ Пуэбло” — военнослужащие, действующие согласно приказам Флота США. Двое из них — гражданские ученые, специалисты в области гидрографии. Вы захватили этих людей силой оружия. По крайней мере, они имеют право на защиту Женевской Конвенции 1949 года, подписанной вашей страной.

4. Я успокоен информацией из неофициальных источников, что моряки пребывают в хорошем состоянии, раненые получают нормальное медицинское обслуживание и что тело умершего сохранено.

5. Было предложено, чтобы дальнейшие детали сообщались через прямой контакт между обеими сторонами. Я поэтому запрашиваю имена раненых и погибшего и прошу немедленной встречи старших представителей обеих сторон, чтобы обсудить и решить этот вопрос быстро. Мы согласны на любую встречу, частную или открытую».

7. Использовать код Nodis Cactus для сообщений этой серии.

Раек

ДМ3 — Демилитаризованная зона на Корейском полуострове.

Пункт Панмунчжон,

Дом переговоров войск ООН и КНДР,

2 февраля 1968 года.

В начале февраля 1968 года на банкете в честь делегации румынской компартии секретарь ЦК Трудовой партии Кореи Ким Хван Хур неожиданно проявил инициативу. Ситуация, его словами, сложилась не в пользу США, которые только усугубляют свое незавидное положение разоблаченного агрессора. «Империалисты вновь пытаются ввести в заблуждение мировую общественность, вмешивая в это дело Объединенные Нации… зачем? Ведь уже имеется прецедент решения таких вопросов в комиссии по перемирию». Это была очевидная ссылка на инцидент четырехлетней давности. Тогда, в 1964 году пилоты американского военного вертолета по неосторожности нарушили границу, были задержаны в Северной Корее и провели год в тюрьме. США оказались вынуждены письменно подтвердить факт нарушения воздушного пространства КНДР. На следующее утро, 2 февраля, контр-адмирал Смит и генерал-майор Пак уже сидели лицом к лицу в Панмунчжоне — но не за огромным столом под зеленым сукном, а у маленького столика для частных бесед за чашкой чая. На этот раз, уже без оскорбительных выпадов в адрес американского президента, кореец в более или менее цивилизованной фразеологии предлагал США признать преступный акт по ранее предложенной формуле «трех А»: признать, извиниться, заверить… С этого момента в Панмунчжоне пошел новый отсчет встреч — «частных».