Читать книгу - "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло» - Михаил Вознесенский"

Стало ясно, что нужно в любом случае способствовать двусторонним американо-корейским переговорам. Через несколько дней представителей Пхеньяна и Вашингтона удалось усадить за стол переговоров.

Но напряженность не ослабела, наоборот. Ночами через Пхеньян к 38-й параллели стали перебрасывать боевую технику и армейские подразделения. Местные власти, вспоминает Оконишников, предлагали помощь в сооружении бомбоубежища во дворе посольства и одновременно наблюдали, не изменился ли посольский уклад. Временному руководителю дипмиссии пришлось решительно отвергнуть просьбы некоторых сотрудников посольства об эвакуации в Москву членов семей. Можно представить, какое впечатление на северных корейцев мог произвести сам факт эвакуации семей советских дипломатов. Кстати, именно в эти дни к Оконишникову приходили послы социалистических стран с одним вопросом: будет ли война?

Инцидент произошел в отсутствие советского посла. Ясно, что он должен незамедлительно вернуться к своим обязанностям в стране пребывания. В те годы Аэрофлот выполнял по маршруту Москва — Владивосток один рейс в сутки. В Хабаровске транзитных пассажиров ждала пересадка. В принципе Ту-114 имел запас топлива, достаточный для беспосадочного перелета во Владивосток. Но взлетнопосадочная полоса аэропорта Озерные Ключи была ему коротка. Она годилась для более легких самолетов Ту-104… и Ty-16. Гражданские авиалайнеры и реактивные ракетоносцы Тихоокеанского флота делили здесь одну «бетонку».

Комфлота Амелько с трапа самолета забрал посла в свою «Волгу» и повез — прямо по рулежным дорожкам — на авиабазу ТОФ Кневичи. Не в вокзальном же, в самом деле, ресторане обсуждать вопросы войны и мира. В адмиральских апартаментах, под флотский борщ и номенклатурный «Арарат» по линии Военторга, они беседовали, надо думать, самое малое час. Перелет в Пхеньян на персональном Ил-14 командующего ТОФ длился пару часов, поскольку летели не по прямой, а на малой высоте петляли распадками меж сопок. Корейцы их не ждали.

Представьте ситуацию. Все аэродромы страны в связи с угрозой внешнего нападения были закрыты. Силам и средствам ПВО объявлена боевая тревога. И вдруг, как снег на голову, на столичный аэродром свалился чужой военный самолет. И хотя он принадлежал дружественной стране, налицо несанкционированный перелет. Прорыв границы!

Предположим, они приземлились около 16 часов по местному времени, — раньше никак не выходит. Шок северян сменяется звонками-перезвонами, докладами-согласованиями…Азиаты на разбирательства народ длинный. Заяви им посол: «у меня пакет для “Самого красного Солнца”» — самого бы на руках отнесли во дворец вместе с брежневской петицией… Но не мог этого заявить наш Чрезвычайный и Полномочный. По посольскому закрытому радиоканалу личным шифром он должен был немедленно снестись с Москвой. Не ровен час, за время его затяжных перелетов могло случиться нечто такое, что сделало послание Генсека уже неактуальным. Возможно, нужен совсем другой текст. А может, уже не нужно вообще никакого… Только получив команду «Неси!», посол Судариков мог звонить северокорейским дипломатам. Пойти же к главе государства пребывания, будучи «не в теме», — это за гранью дипломатических приличий. Поэтому еще какое-то время нужно было на консультации с резидентами ГРУ и КГБ. Раньше 18 часов пакет едва ли лег на стол лидера Трудовой партии Кореи.

Но не факт, что беседа посла Сударикова с Ким Ир Сеном состоялась именно в этот день. Страна оказалась ввергнутой в самый серьезный кризис после Корейской войны. Возникла прямая угроза вражеского вторжения. Вождю

Северной Кореи требовалось осмыслить послание советского лидера, провести консультации со своими внешнеполитическими советниками, выработать позицию. И только после этого излагать ее посланнику Москвы. Поэтому самым логичным будет предположить, что Ким принял совпосла только назавтра после прилета. То есть -25 февраля?

Эти логические построения предприняты с единственной целью: понять, что именно пытается увести в тень Николай Николаевич Амелько, тонко смещая даты и последовательность событий.

«Наиболее полная информация об инциденте была получена советской стороной во время встречи советского посла с Ким Ир Сеном 28 января — указывает известный кореист В. Ткаченко. Выходит, посла мариновали в приемной Ким Ир Сена четверо суток? Учитывая тогдашний накал страстей, этого просто не может быть! Могло быть другое. Улетал Судариков из Москвы не 24, а 27 февраля. Леонид Ильич тоже не мог с бухты-барахты сделать свой выбор, чтобы уже к вечеру, в день захвата американцев, посол Судариков мог увезти из Кремля засургученный пакет от Генсека.

«Суть послания Брежнева заключалась в том, что мы, Советский Союз, из-за инцидента с “Пуэбло” войну американцам объявлять не будем, а мои действия вверху одобрены. Пообедав и поговорив, я посадил Сударикова на свой самолет, отправил в Пхеньян, предупредив командующего ПВО страны на Дальнем Востоке, чтобы они не сбили его при перелете границы».

Этот рейс не остался незамеченным. Согласно рассекреченным докладам ЦРУ (CIA РиеЬlо Sitrep 14), американская разведка 28 января 1968 года засекла самолет советского Тихоокеанского флота на пути из Владивостока в Пхеньян. В донесении особо подчеркнуто «highly unusual flight» — в высшей степени необычный полет. Что имели в виду американцы, лавировку по распадкам между сопками? Аналитики агентства предполагали, что на борту самолета находились советские эксперты, направленные из Москвы исследовать оборудование и документы, захваченные на американском корабле.

Москва, утверждает Амелько, одобрила… Так отчего ж не наградила? Ни флотоводца, ни пилотов, храбрых поневоле. «Конечно, я был горд за свои действия, отличившихся наградил». Стоит напомнить, что только во время боевых действий командующий флотом имел право (от имени Верховного Совета СССР) награждать подчиненных орденами — не выше «Красной Звезды». В мирное время наградами комфлота были наручные часы «Командирские», фотоаппараты «ФЭД» и «Зоркий». Еще распространенным ценным подарком в те годы было почему-то охотничье ружье.

Получается странная, противоречивая, можно даже сказать, противоестественная ситуация. Главы сверхдержав обмениваются посланиями, где выражают обоюдную обеспокоенность, она достаточно искренняя. И вдруг возникает некий адмирал, который сам себе и стратег, и тактик.

Но все-таки американцы ушли от Вонсана, испугались? Да. Они действительно испугались… Но совсем не адмирала Амелько. Я не зря вычислял, когда он их «атаковал». Получается 26 февраля, начиная с полудня: зимой даже автомобиль прогреть надо, а тут корабль! Они начали выдвигаться к порту Вон сан 25 января в конце суток, после решения Линдона Джонсона о частичной мобилизации резервистов. А ушли авианосцы от Вонсана 27 февраля. Именно в этот день командование вооруженными силами Северной Кореи сделало заявление: «Если США предпримут вооруженную акцию против КНДР, американские моряки будут немедленно расстреляны»…

«31 января, — пишет адмирал Амелько, — я получил шифротелеграмму за подписью начальника Генштаба

М.В. Захарова, в которой он приказывал: “Флот скрытно поднять по тревоге, выслать корабли к Вонсану” и все, что мной уже было сделано, доложить в Москву. Но к этому времени все действия в море прекратились, и мы начали сворачивать свои силы, возвращать с моря».