Читать книгу - "Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане - Надырпаша Сотавов"

Таким образом, политика массового террора и насилия не принесла успехов ее инициаторам и исполнителям. Наоборот, она вызвала глубокое недовольство народных масс, которые продолжали стекаться под знамена наиболее авторитетных и мужественных владетелей. Как указывалось далее в том же донесении Алисолтана Кишиева, «дженгутаевский князь Ахмет-хан сообщился с тавлинцами и стоят в горах в ущелье, дожидаются его хана (Лютф Али Сердер-хана. – Н. С.) к себе, ежели к ним пойдет, то хотят с ним дратса… Сурхай собирает к себе войска и идут к нему на помощь из гор тавлинцы и прочие народы, построил Сурхай в горах в двух ущельях каменный город и ожидает к себе персицкого войска».[578]

Стало очевидным, что столь широкомасштабная и дорогостоящая операция, какой являлась Дагестанская кампания шаха Надира, могла оказаться под угрозой. Шахская ставка вынуждена была ускорить воплощение в действие замыслов своего повелителя. К концу июля стратегический план сокрушения непокорных горцев и завоевания Дагестана был готов в общих чертах. Надир-шах и его окружение не сомневались в успехе своих гегемонистских замыслов и приступили к их реализации.

Не добившись покорности горцев и на этот раз, шах стянул в кулак основные силы, артиллерию и провиант из Барды и в начале августа 1741 г. во главе крупных сил развернул наступление на Нагорный Дагестан, чтобы «горских владельцев к последнему их усмирению действия свои со всяким ускорением продолжить».[579]По велению Надир-шаха его многочисленная армия была разделена на две основные группировки: первая (по уточненным планам) под командованием Гайдар-бека имела целью наступать от Дербента на Табасаран, Кайтаг, территорию даргинских обществ, а затем при поддержке Хасбулата через Аймакинское ущелье вторгнуться в Аварию; вторая – во главе с самим шахом – должна была двинуться на Самур и Кюре, далее через Агул прорваться в Лакию, а оттуда в аварские земли на Хунзах. На территории Аварского ханства обеим группировкам следовало объединиться и завершить покорение Дагестана.[580]

Выполняя этот замысел, иранские войска рассеяли отряды мехтулинского владетеля Ахмед-хана, вынудив его отступить в Аймакинское ущелье, а затем двинулись на осаду Акуши. После падения Дженгутая и осады Акуши Хасбулат склонил к покорности акушинского кадия Гаджи-Дауда, а сам принял участие в разгроме акушинского ополчения, за что удостоился особой похвалы своего покровителя.[581]«Объединенные волей выдающегося полководца, опьяненные победами, – пишет Тамай о первых успешных действиях завоевателей, – шахские войска двигались вперед, преодолевая сопротивление дагестанцев и опустошая все на своем пути».[582]

Однако завоевателей сопровождали не только одни победные фанфары, но и горькие минуты тяжелых потерь и разочарований. По словам иранского историка Сардадвара, Надир-шах сознал, что его встретил гордый и смелый противник, который не ждал от него пощады и потому готовился биться до конца. По мере продвижения иранских войск упорное сопротивление врагу росло на каждом шагу, отчего воины шаха несли большие потери. «Героизм и смелость лезгин (дагестанцев. – Н. С.), – восхищается этот автор, – действительно достойны удивления… подвигов лезгин было так много, что это можно сравнить с подвигами японцев (японских смертников-камикадзе. – Н. С.) в начале второй мировой войны».[583]

На этом фоне выглядело унизительно сотрудничество с завоевателями отдельных дагестанских владетелей, в частности шамхала Хасбулата. Угодничанье шамхала вызвало возмущение многих горцев, в том числе его подданных кумыков. Выражая это недовольство, казанищенский кадий заявил Хасбулату, что «буду писать горским тавлинам и сообщусь с ними, и буду с тобой в Казанищах дратца».[584]

Но драться кумыкам между собой в Казанище не пришлось. Обложив их тяжелой данью, шах осадил кубачинцев, которых склонял к сдаче следующими словами: «Что де вы люди мастеровые вам де надлежит жить в Персии и лучше де вам сдатца без драки».[585]Но кубачинцы не сдались, категорически отвергли требование шаха и ответили ему: «Крепости нашей Кубачей не замай, ежели ея тебе надобна, то мы умрем, а ея тебе не дадим».[586]Жители Кубани сражались с особым упорством, но после кровопролитного боя часть из них оставила крепость и ушла в горы, хотя остальные защитники продолжали борьбу.[587]

Разорив Дженгутай, Акушу и окрестности Кубани, шах решил направить основные силы против Сурхая, но встретился с еще большим сопротивлением в Табасаране и Рутуле, чем это имело место до сих пор. Об этом Мухаммад-Казим пишет следующее: когда Надир-шах узнал о том, что Сурхай-хан готовится к сражению, то «из местности Самур-чай… направил поводья движения в Чираг»[588](аул на реке Чирагчай Агульского района. – Н. С.). По его же словам, к этому месту с изъявлением покорности и готовности служить шаху прибыли «Масум-хан, Киан-хан, Курели и Сефи-Кули-хан, Хаджи Новруз, Огурлу Нугай, Аслан-бек, Мехди-бек, Махмуд-бек Табасаранский».[589]

Сопоставление этих имен с известными нам по русским источникам XVIII в. дагестанскими владетелями показывает, что к шаху явились второстепенные лица, не пользовавшиеся известностью и влиянием среди народа, особенно табасаранцев. Несколько ниже к таковым он добавляет и табасаранского владетеля Каранафа, а затем заключает: «Часть лезгин, известная под названием табасаранцев, была зловреднейшей из упомянутого племени».[590]

Для такого заключения у Мухаммад-Казима были веские основания. Как пишет А. Н. Козлова, население Табасарана, «не желало попадать под власть иноземных завоевателей и вопреки воле феодальной верхушки решило сопротивляться».[591]С особым упорством оно боролось против того, что шах вознамерился переселить в Хорасан 2000 заложников. «Лучше будет, – решили табасаранцы, – если мы доберемся до неприступных укреплений, прибегнем к защите тех мест и будем там сражаться».[592]