Читать книгу - "Опимия - Рафаэлло Джованьоли"

Солдаты, сопровождавшие коней, выхватили из ножен мечи и, пока часовые кричали сигнал тревоги, изготовились к обороне против, вроде бы, приближавшегося неизвестного противника.

Возле преторианских ворот образовалась ужасная давка: смешались в кучу кони, входившие и выходившие всадники.

Ганнибал и Магон понеслись, опустив копья, на пеших римлян и закололи насмерть четверых или пятерых, прежде чем остальные смогли помочь своим товарищам, тем более что копьев у римлян не было — только мечи, и они ничего не могли поделать против двоих нумидийцев.

— Это ерунда, пустяк, — кричал какой-то декурион. — Это всего лишь двое нумидийцев, которым надоело жить. Бросьте нам несколько копий, и мы быстро разделаемся с ними, как они того заслуживают!

— Копья! Копья!.. — закричали и другие всадники.

Тем временем в римском лагере сигнал тревоги, повторенный всеми часовыми, вызвал всеобщий переполох. Минуты через две, когда господствовали смятение и неуверенность, воспользовавшись которыми Ганнибал и его брат продолжали поражать своими ужасными копьями коней и людей, всадникам, находившимся за частоколом, бросили из лагеря такое же оружие, а сторожевые манипулы, пешие и конные, поспешно выступили против двоих карфагенян.

Те же, бросив поводья на шеи своих скакунов, отчаянным галопом помчались в направлении своего лагеря.

А за ними во весь опор неслись с опущенными копьями тридцать всадников и декурион; слышались их крики:

— Трусливые нумидийцы, побежали теперь...

— Вся ваша доблесть — в бабках ваших лошадей.

— Постойте...

— Не бегите!..

— Трусишки!..

— И вы вдвоём прискакали будоражить римский лагерь!

С такими и подобными им оскорблениями и выкриками тридцать римских всадников всаживали шпоры в бока своих коней, летевших по следам двух карфагенян.

Но едва римляне миновали место, где прятались нумидийцы, как те вышли всей сотней из рвов, вышли пешком, ведя коней в поводу, помогая, где надо, голосом; привычные ко всему животные готовы были исполнить любой самый сложный трюк, и на дороге они оказались более или менее быстро; там африканцы готовились запрыгнуть в седло и — по мере того, как они оказывались на спинах своих лошадей — по пять, по восемь, по десять человек пуститься в погоню за римлянами.

Легко представить, что римляне всё больше отставали от преследуемых, потому что Ганнибал и Магон через каждые три стадия выигрывали у своих преследователей полстадия; и вот римляне услышали позади себя топот копыт сотни нумидийских лошадей и поняли, что попали в засаду, и приготовились дорого продать свои жизни.

Дело дошло до рукопашной, но схватка была короткой; у каждого римлянина оказалось трое противников, и уже через несколько минут большинство римлян попало в плен, и только семь или восемь человек из них, отбившись от своих, смогли различными путями вернуться ночью в свой лагерь.

Ганнибал приказал приводить пленников к своему шатру по одному; из их рассказов он узнал, что наутро Варрон решил дать сражение.

Глаза его засверкали; его мужественное и строгое Лицо оживилось, и он долго сидел неподвижно, подперев голову ладонью правой руки.

Потом он позвал к себе Миттона и Джискона, улёгшихся было спать на соломенной подстилке, и приказал им разбудить, а потом привести в его палатку Карфалона, Магарбала, Газдрубала и Ганнибала Мономаха, главных среди вождей, подчинившихся ему на время итальянского похода.

Потом он приказал Юбару сходить за Магоном.

Когда все упомянутые вожди собрались в его шатре, Ганнибал прервал свою молчаливую задумчивость, в которой он до тех пор пребывал:

— Завтра нам предстоит сражаться, потому что неприятель сделал нам милость и выйдет на бой.

Вздох облегчения вырвался одновременно из грудей этих неистовых африканцев.

— Мы уступаем числом, а значит, чтобы победить, должны превзойти их искусством, — продолжал великий полководец. — Сильно поддержит нас ветер, который будет неистово дуть в лицо римлянам, засыпая им глаза пылью. Надо, чтобы испанцы одели свои блистающие туники из снежно-белого льна, обшитые пурпурной каймой; это вызовет у врагов удивление и страх. Что до распоряжений на битву, то я думаю расположить завтра наши ряды применительно к местности и диспозиции врага. Самое важное — это то, чтобы ты, Магон, за два часа до рассвета увёл нумидийцев в лесистые холмы, которые возвышаются справа от малого римского лагеря. А ты, Магарбал, прикажи, чтобы пятьсот кельтиберов, вооружённых по-римски, спрятали под туниками острые мечи; ты отведёшь их на рассвете к морю, там вы укроетесь в канавах, пересекающих местность во всех направлениях, и будете ожидать сигнала, увидев который, вы встанете и направитесь к шеренгам римлян, делая вид, что дезертировали, и бросив с этой целью щиты и дротики на землю; вы смешаетесь с римлянами, а в подходящий момент броситесь подсекать поджилки и пронзать римские спины. Впрочем, люди вы очень храбрые, римлян трижды били, и хорошо били, воодушевлять вас словесно перед завтрашним сражением излишне. Постарайтесь, чтобы все солдаты к рассвету восстановили силы; сказать им следует немного: упирайте в основном на то, что наша конница превосходит римскую, а сражаться мы будем завтра на открытой местности, где кавалерия может показать всю свою силу и одержать победу^[103]. А теперь идите в свои палатки и отдыхайте. Пусть завтра каждый вспомнит, какой я отдал приказ, а прежде всего пусть африканцы будут вооружены по-римски; используйте оружие, взятое нами при Треббии, Тицине и Тразимене.

Простившись с вождями и оставшись один, он долго предавался своим мыслям, потом тряхнул головой, вошёл во внутреннее отделение своего шатра, снял с головы шлем, потом с помощью Юбара освободился от доспехов и бросился на землю, на две львиные шкуры, специально расстеленные в углу, и вскоре после полуночи заснул^[104].

Ганнибал спокойно проспал три часа, словно покоился на мягкой постели. Не было ещё и четырёх, когда он поднялся, полностью облачился в доспехи и кликнул Юбара, чтобы тот подготовил самого горячего и крепкого из его коней. Он вышел из шатра, посмотрел на небо: оно было совершенно ясным, и на нём уже стали заметны первые проблески предрассветных сумерек.

Ганнибал отправил другого из своих оруженосцев будить Миттона и Джискона и приказать им садиться на коней. Затем он распорядился, чтобы третий слуга безотлагательно приготовил ему завтрак.

Спустя какой-то десяток минут Юбар привёл тёмно-гнедого красавца-коня, ржавшего и пылко бившего землю копытом, словно понимал, что голубая, шитая серебром попона, накинутая ему на спину, возвещает о наступлении дня битвы, и ему выпала честь в этот знаменательный день послужить верховному вождю.