Читать книгу - "Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье"

«также должны были поклясться, что о состоянии доходов казны никому, кроме монсеньора де Мариньи, они не расскажут в течение двух лет от того момента, если только король не пожелает, чтобы они представили полный подробный отчет в его присутствии или в присутствии одного из сеньоров, которого для этой цели направит король, и что в другое время они не откроют имена тех, у кого будут взяты деньги в долг».

Следовательно, только Мариньи, помимо самого короля, находился в курсе истинного состояния государственной казны. Именно это, несколькими неделями ранее, понял Пьер Барьер, упомянув в докладной записке, предназначавшейся для Климента V, о том, что Ангеррану были известны все секреты короля.^[845]

Сложность системы, в которой друг от друга были отделены сведения о доходах с указанием, какого они рода и из какого бальяжа получены, и о расходах, распределенных согласно их назначению, могла быть выгодна лишь тому, кто обеспечивал ее общность своей личной властью, то есть Мариньи. Как очень верно сказал Борелли де Серр, он стремился к тому, чтобы «благодаря создаваемой им неразберихе оставить за собой исключительную осведомленность о финансовых службах в их совокупности, право распределять расходы по своему усмотрению и возможность управлять всей этой системой».^[846]

Широта власти одного человека и секретность состояния казны вполне могли дать повод для подозрений. Поэтому Мариньи, предупреждая обвинения в растратах, организовал комиссию по проверке счетов, которые не выверялись примерно с 1311 г. Более того, этот поступок можно расценить не только как принятие необходимой меры в предчувствии опалы, как написал Борелли де Серр,^[847] но и просто как стремление избежать необоснованной критики. Мариньи, добивавшийся абсолютного могущества в сфере финансов и достигший его, руководствовался своими честолюбивыми стремлениями, а не желанием обогатиться за счет государства. Даже у его врагов не было возможности в чем-либо его упрекнуть. С другой стороны, он не мог догадываться о грядущей немилости до болезни короля, которая, как нам известно, прервала работу комиссии, начавшуюся, следовательно, до королевского недомогания.^[848] Наконец, зачем бы Мариньи стремился устроить преждевременную проверку, если бы он был виновен в финансовых махинациях? Это бы очень скоро обнаружилось; подобная проверка могла лишь ускорить опалу. Иными словами, добившись власти, Мариньи хотел доказать, что достойно ее использует.

Именно в качестве распорядителя расходами королевства он в конце 1313 г. выступил против поставки галер, которые требовались Клименту V для крестового похода. Пьер Барьер в своей докладной записке, на которую мы ссылались чуть выше, описал сцену, очевидцем и участником которой ему пришлось стать: король и его совет практически единогласно постановили выдать необходимые субсидии; тогда Мариньи отвел Барьера в сторону и в присутствии одного Филиппа Красивого рассказал ему о затруднениях короля, посоветовав ему передать его слова папе. Кроме того, Мариньи добавил, также при короле, что другие советники не были в курсе дела, поскольку они не занимались статьей государственных расходов, руководство которой осуществлял только Мариньи.^[849] В результате Барьер отправился к папе, чтобы передать ему королевский отказ. Опасаясь, что Мариньи употребит сумму, полученную от сбора десятины, не на подготовку крестового похода, а на какие-нибудь другие цели, Климент V ссудил королю Франции 160000 флоринов.^[850] Таким образом, вместо того чтобы оплачивать галеры, Мариньи пополнил королевскую казну примерно на 80000 турских ливров. Очевидно, что мнение Совета при этом абсолютно ничего не значило; вмешательство Ангеррана смогло изменить взгляд короля на столь важный вопрос. Итак, не будет преувеличением сказать, что Филипп Красивый полностью доверялся своему советнику и что он не был, по крайней мере в тот период правления, таким, деспотичным самодержцем, в услужении у которого находились безгласные статисты, каким его порой хотели представить.

Режим, установленный ордонансом 19 января 1314 г., утвердил Мариньи на положении распорядителя расходами монархии. О его функционировании подробно рассказано в журнале Луврского казначейства, который Гильом де Монфокон начал вести на следующий день, 20 января 1314 г.;^[851] в нем очень часто упоминаются выданные Ангерраном цедулы, тогда как вплоть до этого момента все платежи по распоряжению Мариньи представлялись счетоводам или служащим казначейства королевскими указами.^[852]