Читать книгу - "Сквозь ад за Гитлера - Генрих Метельман"

Программа обучения была суровой и методичной, нас гоняли до полного исчерпания физических сил. Ни офицерский состав, ни унтер-офицеры не скрывали, что их цель — сделать из нас послушное и бессловесное орудие, воспитать в духе прусских традиций. В гитлерюгенде в нас успели заложить основы этого воспитания, армии оставалось лишь обточить его, довести до совершенства. И когда нас впервые погнали против танков, мы знали, что к чему. Мощный фундамент умелого и бесстрашного солдата в каждом из нас был заложен с детства.

Меня, как слесаря, направили в водители. Сначала я учился управлять легковым автомобилем, потом грузовиком, после него полугусеничным вездеходом, а затем очередь дошла и до танка чешского производства Pz Kpfw 38 (t). Когда я впервые в составе колонны выехал из ворот казармы, сердце мое переполняло чувство гордости. Какая великая честь стать водителем танка в германских танковых войсках! Трудно описать чувство, когда ты на сверкающем танке едешь по дороге, а на тебя с завистью глядят десятки людей, стоящих вдоль обочины.

После нескольких месяцев обучения нас перебросили в лагерь на Люнебургской пустоши для овладения навыками ведения современного боя. После этого считалось, что мы уже вполне созрели и для настоящей войны — нас вполне можно было натравить на беззащитную Европу. Однако этому предшествовала захватывающая церемония выпуска из училища. Ей предшествовала длительная подготовка. Парад и построение репетировались ежедневно. Прибыв на огромный пустырь неподалеку от центра Гамбурга в наших безупречно подогнанных парадных мундирах со стоячими воротничками и сияющими пуговицами на обшлагах, мы считали себя на пике военного мастерства. На пустыре собрались тысячи людей, чтобы поглазеть на столь впечатляющее зрелище.

Сюда согнали десятки тысяч новичков из казарм и учебных полигонов. Тут были и мы, танкисты в черной форме, и солдаты и офицеры пехотных частей в традиционной серо-зеленой, и военные моряки, и подводники в темно-синей, летчики и зенитчики в светло-голубой — словом, здесь был представлен весь вермахт. Выстраиваясь огромным полукругом, мы с гордостью демонстрировали наши погоны с розовыми кантами — отличительные знаки элитных противотанковых частей. Организация, надо сказать, была блестящей, все было продумано буквально до мелочей, краткие и точные команды исполнялись всеми с почти театральным изяществом. Когда мы маршировали с винтовками «на плечо» с примкнутыми штыками, я заметил, как с другой стороны пустыря за нами поворачивают новые колонны солдат, как холодно поблескивают на солнце их стальные штыки.

День был ясный, прозрачный, солнце низко стояло над деревьями. Наши командиры с гордым видом подавали команды, немного странно было видеть всегда чем-то недовольных офицеров в приподнятом настроении. Оказывается, они даже способны быть уважительными и вежливыми с нами. Оказывается, и мы все-таки люди! Затем маршем прошли военные оркестры с трубами, барабанами, фанфарами с барабанщиками и тамбурмажорами во главе. Толпа ликовала. Движения военных музыкантов были отточенными, как и у солдат, играли они тоже мастерски, ни разу не сфальшивив.

В центре пустыря возвели большой деревянный помост, вокруг которого и выстроился наш огромный полукруг. По траве протянулись длинные красные ковровые дорожки, они вели к месту, куда уже начинали прибывать сверкающие черные лимузины. Из них выходили весьма важные персоны, например бургомистр Гамбурга, некоторые по случаю торжества были во фраках. Присутствовали и представители духовенства, некоторые даже в военной форме, но демонстративно выставив из-под нее высокие жесткие пасторские воротники, другие были в обычных сутанах. Разумеется, присутствовала тьма офицеров вермахта и даже генералы в вычищенных до блеска сапогах и галифе с красными лампасами. На голове у одного из генералов красовалась черная меховая шапка с перьями времен Фридриха Великого, отчего ее владелец больше походил на боевого петуха, нежели на военного. Некоторые приехали с женами, что придавало сцене средневековые черты. Все пребывали в хорошем настроении и оживленно болтали между собой, лица светились радостью. Непрерывные рукопожатия, улыбки, щелканье каблуков на прусский манер, церемонные поклоны, целование рук. Все с интересом поглядывали и на стоявших строем солдат, чувствовалось, что увиденное их радует и умиляет.

На помосте были установлены микрофоны, а на деревьях вокруг развесили громкоговорители. Кто-то взмахом руки призвал к тишине. Раздалась дробь барабанов, и мы застыли по стойке «смирно», затем прозвучали фанфары. Мы стояли, боясь не то чтобы шевельнуться, а даже мигнуть. Ораторы темпераментно произносили короткие речи, славя фатерланд, Всевышнего и, разумеется, фюрера, благодаря которому страна стала одной из самых могущественных в мире. Нам напомнили, что Бог по-прежнему с нами, хотя мы это и так знали, поскольку эти слова были на бляхах ремней, так что нам было нечего и некого бояться. Нас призывали к готовности идти на любые жертвы ради установления мира на земле и утверждения немецкого «нового порядка».

После этого нам предстояло торжественно присягнуть на верность фюреру, Богу и фатерланду. Высокий представитель духовенства, кажется епископ Гамбургский, произнес в микрофон: «Клянусь…», затем после каждой фразы и мы поднимали два пальца вверх и повторяли слова торжественной клятвы, завершавшейся словами: «…Да поможет нам Бог!»

После того как нас привели к присяге, мы стали полноценными солдатами. Епископ в заключение пожелал нам скорых триумфальных побед, сообщив, что готов выслушать каждого по завершении церемонии, фанфары протрубили отбой, и нам было позволено разойтись. Все принялись искать друзей и родственников среди зрителей. Было множество кинооператоров, снимавших торжественную церемонию на пленку, позже я видел эти кадры в выпуске еженедельной кинохроники. Напряжение первых минут спало, и я расхаживал в толпе высокопоставленных особ. Мне никогда еще не доводилось видеть живых генералов так близко, и я с любопытством взирал на их форму из превосходной тонкой шерсти и красные лампасы, хотя кое-кто из них, к моему разочарованию, выглядел в них довольно неуклюже.

Епископ непринужденно болтал с собравшимися вокруг него и с сияющим лицом принимал поздравления за прекрасно проведенную церемонию. Это был крупный мужчина с веселым и раскрасневшимся от радости лицом, с которого не сходила вполне мирская улыбка. Ведь тогда и он принес клятву на верность фюреру, так что имел все основания считать этот день торжественным. Тут я заметил одного молоденького солдата, которого знал по казармам, солдат подошел к епископу и попросил разрешения побеседовать с ним. Солдат сбивчиво попытался объяснить, что, дескать, не может кое в чем разобраться. В семье и школе его воспитывали в христианской строгости и вере, постоянно напоминая ему, что он обязан всегда и во всем придерживаться принципов своей религии и, прежде всего, Десяти Заповедей. Солдат объяснил, что за время периода обучения он в совершенстве овладел всеми приемами убивать. Он знал, что вскоре ему предстоит пойти на войну, сражаться за родину, как недвусмысленно заявил сам епископ. И вот теперь солдату хотелось узнать от епископа, как ему быть — следовать то ли Божьим заповедям — не убий, и так далее, то ли приказам командиров и начальников, стоящим в явном противоречии с заповедями Христовыми.