Читать книгу - "Филипп Август - Жерар Сивери"

Обязательное предварительное сопоставление различных источников позволяет как можно точнее определить ход событий. В Амьене 14 августа король Франции получил наличными большое денежное приданое, что, однако, не могло служить компенсацией за отказ от военно-морского союза, на который он так надеялся. Тем не менее он подавил свое разочарование и немедленно женился на этой хорошенькой светловолосой скандинавской принцессе, быть может, немного холодной, усталой от долгого путешествия и, вне всякого сомнения, изумленной, удивленной. У нее, в любом случае, были некоторые основания для страха и скованности — хотя бы даже ее незнание французского. Принцесса изучала латынь, но не имела времени выучить язык страны, королевой которой она вот-вот должна была стать, — незначительное препятствие, по правде говоря, преодолеваемое со временем.

Филипп определил ее вдовью долю и предложил ей превотства Орлеана, Шатонёф-сюр-Луар и Нёвиль-о-Лож^[185] прямо перед свадебной церемонией, прошедшей в старинном кафедральном соборе Амьена в присутствии местного епископа, а также епископов Камбре, Турне, Арраса, Теруана и многих других прелатов. По сути, вся церемония состояла только в церковном благословении, которое следовало за принятием врачующимися взаимных обязательств и предшествовало торжественной мессе. В действительности христианские супруги становились мужем и женой перед Богом и людьми лишь после плотского соития. Соединились ли король и королева Франции душой и телом, как это утверждала Ингеборга? Все свидетельства сходятся: новобрачные вдвоем уединялись в спальне. Сколько ночей? Никакой документальный источник не утверждает бесспорным образом, что они провели вместе лишь одну ночь, и известно также, что коронация Ингеборги состоялась лишь на следующий день после свадьбы, как, впрочем, и предписывал обычай. Следовательно, была и вторая совместная ночь, и, если верить Филиппу, а также французским источникам, была и вторая попытка соития, поскольку первая не удалась. Была ли затем третья ночь, четвертая или даже шестая и седьмая, как это дает понять Бодуэн де Нинове? Это не слишком важно, ибо настоящая супружеская жизнь не сложилась, по крайней мере согласно утверждениям короля.

Филипп Август признался, что был неспособен к совокуплению в первую ночь, и настаивал на этом утверждении. Чтобы объяснить это удивительное поведение короля, которого все знали как энергичного мужчину, Ригор и Бретонец смогли сослаться лишь на козни дьявола и злые чары. Однако Ингеборга, быть может, наивная, и уж точно невинная, нисколько не была согласна с этой странной гипотезой и королевскими заявлениями. Она настаивала, что Филипп вступил с ней в телесную близость. После долгих опросов папа Иннокентий III признал справедливыми доводы королевы Франции и не отступился от своего решения, несмотря на неудобства, которые неизбежно должны были в связи с этим возникнуть и на долгое время осложнить и без того непростые отношения между папством и Францией. Итак, Рим предпочел поверить словам Ингеборги, а не Филиппа.

Однако король Франции пошел на большой риск, отстаивая свою точку зрения, ибо это был не пустяк — противостоять папе. На самом деле может быть, что венценосные супруги, которые столь быстро стали врагами и оставались ими на протяжении многих лет, оба по-своему были правы. Для моралистов-теологов свершение брака состояло в духовном благословении двух супругов, а не в передаче семени жизни. Однако, по традиционным церковным воззрениям, только физическое единение означало священное таинство, которое образует законную основу брака, ставшего, таким образом, нерасторжимым. С этой точки зрения, Филипп якобы оказался беспомощен на втором этапе, а «дело склеилось» бы только после эрекции. Королевский брак, следовательно, сводился лишь к «сдержанным объятиям», правда, с той существенной разницей, что в данном случае они не были бы добровольными.

Это объяснение, учитывающее ход событий, позволяет не ставить под сомнение ни слова короля, ни слова королевы, и понять их непримиримое упорство. Однако при этом одна сторона вопроса всё еще остается неясной. С точки зрения Ингеборги, драма состояла в ее пугающем, позорном изгнании с супружеского сложа. Что же касается позиции Филиппа, она носила более сложный характер и связана с некоторыми загадками его личности. Действительно, невозможно забыть, что уже была некоторая несовместимость между юной королевой Изабеллой и королем. Разве супруги не спали часто порознь, даже после того как Филипп отказался от своего замысла развестись? Таким образом, можно задаться вопросом о причинах полового бессилия короля. Следует ли видеть их в некоторой слабости нервов, природной порывистости Филиппа, или, напротив, всё дело в том, что принцесса оказалась слишком боязливой, слишком фригидной или даже с каким-нибудь скрытым дефектом? С другой стороны, не сыграла ли здесь свою роль досада, которую Филипп II испытал, увидев крушение политических планов, связанных с этим браком, хотя у него и было несколько часов, чтобы принять это как данность? Была ли это чувственная неудача, случай чисто сексуальный, или же причина таилась в глубоком раздражении, связанным с провалом широко спланированной международной стратегий? Не смешались ли тут разные виды недовольства, чтобы вызвать разрыв — источник стольких осложнений, тревог и огорчений? Никто до сих пор не смог разрешить эту загадку и дать удовлетворительные объяснения. Был ли король Филипп действительно готов к соитию с Ингеборгой? Определенного ответа нет.

Король и вправду был импульсивным. Он неоднократно давал подтверждения этой характерной черты своей психики. Нетерпеливый, раздражительный, он иногда принимал решения спонтанно, без учета обстоятельств. Так, разгневанный сопротивлением Руана в 1193 году, Филипп приказал сломать осадные машины. Скрытный в некоторых случаях, он еще не стал рассудительным и мудрым королем, который ничего не решал без обсуждения со своими советниками. Впрочем, именно трагические последствия дела Ингеборги заставили его приобрести эти качества. Его окружение очень быстро ему указало, что вовсе не достаточно изгнать со своего ложа супругу, чтобы брак был признан недействительным. Прелаты королевства во главе с дядей Филиппа, архиепископом Гийомом, искали юридический повод для этого. Возмущенная до крайности, датская делегация покинула Францию, но не увезла с собой Ингеборгу, поскольку та пожелала остаться в королевстве, которое считала теперь своим. Согласно хронисту Бодуэну Авенскому, королева, проводив своих земляков до самой Фландрии, обосновалась сначала в Сизуэнском аббатстве, близ Лилля. Немного времени спустя Филипп Август назначил ей в качестве резиденции монастырь Сен-Мор-де-Фоссе, а затем другие обители, и королевское окружение больше не видело ее на протяжении семи долгих лет.

Проявив изрядное усердие, епископы Франции не замедлили обнаружить предполагаемую родственную близость между Ингеборгой и первой женой короля, Изабеллой де Эно. Теперь прелаты и бароны могли в полном душевном спокойствии приступить к аннулированию брака на собрании, которое открылось 5 ноября 1193 года в Компьени. Желание магнатов уладить матримониальные затруднения короля вызывает несколько предварительных вопросов. Когда позднее Ингеборга жаловалась, что страдает от плохого обращения, находясь на положении пленницы, она обвиняла в этом короля и его советников. Быть может, в данном случае советники оказывали на короля более значительное влияние, чем сообщается в источниках? Возможно, они были настолько разочарованы этим браком, который не принес ожидаемых военно-политических выгод, что охотно воспользовались неудачей первой брачной ночи, чтобы подтолкнуть короля к разводу? Короче говоря, строили они козни против второй супруги Филиппа Августа подобно тому, как уже это делали против первой? Поднимать такой вопрос — не прихоть автора: Филипп II Ингеборга сами ответили на него утвердительно.