Читать книгу - "Осип Мандельштам - Олег Лекманов"

Много позднее Пяст с любовью изобразит своего друга акмеиста в мемуарной книге «Встречи» (1929), которая будет поднесена Мандельштаму с несколько загадочной дарственной надписью: «Соавтору, Осипу Мандельштаму, от любящего автора»^[432] (в книгу «Встречи» было включено множество шуточных Мандельштамовских стихотворений, что, по—видимому, и позволило Пясту назвать его своим соавтором).

В сознании большинства современников—литераторов Мандельштам и Пяст предстали гротескной парой поэтов—чудаков в первые пореволюционные годы, когда нужда и голод обострили до карикатурной плоскости некоторые черты их внешнего облика. «Парному» их портрету в мемуарах способствовало и то обстоятельство, что оба страшной зимой 1920/21 года жили в знаменитом Доме искусств.

Приведем здесь «парный» шаржированный портрет Мандельштама и Пяста, набросанный в беллетризированных воспоминаниях Э. Ф. Голлербаха (торжественная неторопливость одного поэта и суетливость другого лишь подчеркивают общую для обоих «сумасшедшинку»): «Вот чинно хлебает суп, опустив глаза, прямой и торжественный Мандельштам. Можно подумать, что он вкушает не чечевичную похлебку, а божественный нектар. Иногда он приходит в пальто, в меховой шапке с наушниками, подсаживается, не снимая шапки, к знакомому, и сразу начинает читать стихи. <…> Поодаль, у окна, жадно и сосредоточенно ест Пяст. Он совсем пригнулся к тарелке, вытянул шею и, прижав вилкой один конец селедки, обгладывает ее с другого конца».^[433]

Еще более выразительный пример подобного портретирования представляет собой фрагмент из «Книги воспоминаний» М. Л. Слонимского. Рассказ о Мандельштаме – жильце Дома искусств как—то почти неуследимо для автора и читателя перетекает здесь в изображение Пяста:

«…на следующий день он <Мандельштам>, не поспав, мчался по лестнице, торопясь на курсы Балтфлота, читать матросам лекцию. Дом искусств вообще днем пустел – обитатели расходились по работам и по службам.

О том, что поэзия вернулась со служб домой, оповещал обычно громкий, моделирующий голос Пяста: «Грозою дышащий июль!..» С этой же фразы начиналось также и утро, она разносилась, как звон будильника».^[434]

Абзацем ниже, перескочив через портрет чудака—Пяста, рассказ Слонимского о чудаке—Мандельштаме продолжается: «Из всех жильцов Дома искусств Мандельштам был самый беспомощный и самый внебытовой».^[435]

«Парный» портрет, подчеркивающий «надмирность» двух поэтов, дан также в мемуарах Ирины Одоевцевой, падкой на сентиментальные обобщающие характеристики.

Но и в портретах, запечатлевших поэтов «поодиночке», легко обнаружить черты сходства. «Из—под тулупа видны брюки, известные всему Петербургу под именем „пястов“», – изображал чудака—Пяста Ходасевич.^[436] А вот деталь внешнего облика Мандельштама, подмеченная Лидией Гинзбург: «Что касается штанов, слишком коротких, из тонкой коричневой ткани в полоску, то таких штанов не бывает. Эту штуку жене выдали на платье».^[437]

Вот эпизод, зафиксированный в дневнике К. И. Чуковского: «Пристал ко мне полуголодный Пяст. Я повел его в ресторан и угостил обедом».^[438] А вот снова – из мемуаров Ходасевича, только на этот раз о Мандельштаме: «Зато в часы обеда и ужина появлялся он то там, то здесь, заводил интереснейшие беседы и, усыпив внимание хозяина, вдруг объявлял: ну, а теперь будем ужинать».^[439]

Примеры можно продолжить, но и приведенных достаточно, чтобы убедиться: Мандельштам имел все основания видеть в Пясте собрата по несчастью. Неудивительно поэтому, что автор «Египетской марки» принял деятельное участие в судьбе старшего товарища. (Пяст, кстати сказать, стал одним из прототипов Парнока; другим прототипом героя «Египетской марки» послужил поэт и теоретик танца Валентин Парнах.)

Впрочем, шестерых членов правления «Общества взаимного кредита» и бывшего ответственного работника Николаевского, в апреле 1928 года приговоренных большевиками к расстрелу, Мандельштам лично не знал совсем. Тем не менее он принял живейшее участие в их спасении. 18 мая поэт послал Бухарину экземпляр своей только что вышедшей книги «Стихотворения» с надписью примерно такого содержания: «В этой книге все протестует против того, что вы хотите сделать».

Спустя непродолжительное время автор «Стихотворений» получил от Бухарина телеграмму с сообщением о смягчении приговора.

Последняя вышедшая при жизни книга Мандельштама упоминается в псевдомемуарном стихотворении Арсения Тарковского «Поэт»:^[440]