Читать книгу - "Российское гражданство. От империи к Советскому Союзу - Эрик Лор"

Противники введения закона о денатурализации часто ссылались на проблему женщин и лиц, состоявших в разводе. Согласно российскому законодательству (которое по большей части соответствовало международной практике) любое изменение подданства мужчины автоматически означало изменение подданства его жены. Либералы считали это совершенно неприемлемым посягательством на право женщины выбирать свою собственную национальность. Почему, спрашивали они, женщину, желающую остаться российской подданной, российское государство против ее воли заставляет становиться иностранкой? Даже далеко не либеральное Министерство юстиции выступило против этой нормы, назвав ее непоследовательной, неэффективной и несправедливой^[398]. Однако обер-прокурор Святейшего синода и серый кардинал при последних двух царях Константин Победоносцев несколько раз вмешивался и препятствовал реформе, утверждая, что в других странах получить развод гораздо проще. Если отменить эту норму, мужчина может выйти из подданства за рубежом и принять другую религию, чтобы развестись со своей женой, которая, таким образом, как российская подданная, обойдет строгий запрет на развод, существовавший в Российской империи^[399].

В новой области международного права существовало несколько проблем, требовавших соблюдения принципа «один человек – одно гражданство». Результатом перехода России и большей части Европы к призывной армии стало, помимо прочего, настоятельное желание избежать ситуации, когда гражданин страны имеет двойное гражданство. В случае войны все страны хотели уберечься от конфликта лояльностей или от сомнений, военнообязанным какой страны человек является. Сходным образом, по мере того как расширялись привилегии, которыми пользовались граждане определенных стран, включая социальное страхование, здравоохранение и образование населения, правительства считали все более важным гарантировать, чтобы на эти привилегии могли претендовать только граждане конкретной страны^[400].

Эти принципы постоянно вступали в конфликт с односторонними постановлениями национальных законов о гражданстве – в особенности там, где шла речь о денатурализации. После провалившейся попытки реформирования в 1868 году, следующая серьезная попытка была предпринята в 1890-х годах, по инициативе Министерства внутренних дел. Министерство особенно склонялось к идее перенять немецкую политику автоматической денатурализации любого подданного, без перерыва проведшего десять лет за границей. Это немецкое правило в значительной степени имело целью дать государству право запретить возвращение обедневшим эмигрантам, не преуспевшим в новой стране. Через десять лет они должны были быть денатурализованы, и, таким образом, им можно было отказать при пересечении границы^[401]. Это правило также имело отношение к националистическому представлению о том, что эмоциональная привязанность является необходимой частью немецкого подданства. Тот, кто не демонстрировал верность, то есть не оставался на родине, не был достоин и того, чтобы ему позволили сохранять ослабевшую и неубедительную связь с нею. Другие страны денатурализовали своих проживавших за границей граждан еще быстрее. Соединенные Штаты требовали обновления паспорта в консульстве США после двух лет пребывания за рубежом и денатурализовали всех, кто не возвращался домой после трех лет жизни за пределами страны. Российское Министерство внутренних дел считало такую политику заслуживающей одобрения и в 1890-х годах предложило ввести нечто подобное в России. Однако не только специалисты по международному праву, но и чиновники министерств иностранных дел и юстиции находили, что такая политика создаст множество нежелательных прецедентов появления лиц без всякого гражданства^[402]. Министерство внутренних дел, Министерство юстиции и либеральные юристы были согласны, что это было бы в высшей степени нежелательно^[403].

Наконец, защитники как международных, так и российских законодательных норм требовали последовательного и ясного правового определения процедуры денатурализации. Практически все признавали, что старые процедуры, предусматривавшие обсуждение каждого отдельного случая денатурализации Государственным советом (позднее – Комитетом министров), а затем – формальное одобрение царем, были чрезмерно сложными, забюрократизированными и произвольными. Как утверждал Владимир Гессен, существовавшая система, столь громоздкая и далекая от реальности, размывала правовые нормы и многие российские подданные действовали на свое усмотрение и, невзирая ни на что, натурализовались за рубежом. Это часто приводило к нежелательным случаям двойного гражданства. Сходным образом и упреждающая денатурализация при отъезде в сочетании с запретом на возвращение, который власти часто налагали на отдельных лиц и определенные группы, создавали существенную возможность появления многочисленных индивидов без какого бы то ни было гражданства. Согласно Гессену, единственным возможным решением было рассматривать гражданство с точки зрения не российского, а скорее международного права^[404]. Министерство иностранных дел всецело с ним соглашалось, заключая, что «законы о натурализации и экспатриации обусловливаются обыкновенно потребностями международного оборота» и что любой закон о гражданстве должен быть прежде всего направлен на устранение двойного подданства и ситуаций отсутствия гражданства^[405]. Коркунов предлагал простое решение: заменить юридические понятия «натурализация» и «денатурализация» понятием «смена подданства». С его точки зрения, действующим принципом должно было быть разрешение денатурализации лишь в момент натурализации в другой стране^[406].