Читать книгу - "«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина"

в свое время правительство провело расследование и признало обвинение против меня клеветой, и притом клеветой корыстной, а затем я еще целых десять лет жил в Москве, и нетрудно догадаться, что, имей правительство хоть малейшее основание подозревать меня в прозелитизме, меня бы там не оставили.

А еще позже, 8 апреля 1877 года, он писал Ивану Гагарину, что хочет непременно оправдаться от возведенной на него напраслины в глазах Марии Сергеевны Бутурлиной, урожденной княжны Гагариной, которая некогда также была причастна к этим обвинениям, и «не оставлять за ней последнего слова».

Конечно, версия о том, что Ивана Гагарина подтолкнул к обращению в католицизм учитель-француз, на первый взгляд может показаться вполне вероятной, однако принять ее невозможно. Все, что известно о круге общения князя Ивана накануне перемены веры, свидетельствует о том, что обращению его в католичество способствовали совсем другие люди: и его тетка по материнской линии Софья Петровна Свечина, русская католичка, жившая в Париже, и знаменитый иезуит отец Равиньян, с которым молодой князь состоял в переписке и у которого просил наставлений. Кроме того, сам Гагарин не раз признавался, что католиком его сделал в первую очередь «летаргизм нашего православия». Наконец, судя по недавно опубликованной переписке Ивана Сергеевича с родителями, ему были в тягость помещичьи обязанности, и на решение вступить в орден иезуитов повлияло, помимо высоких религиозных соображений, еще и нежелание решать проблемы сбора урожая и продажи леса. Иван Гагарин не стремился самостоятельно распоряжаться собственной судьбой и хотел предоставить это другой, более могущественной инстанции.

Что же касается Марен-Дарбеля, то ни пространное сочинение об образовании, ни письма к бывшему ученику не позволяют заподозрить его в особенно ревностных религиозных чувствах (сравнивая католическую и протестантскую системы народного просвещения, он очень хладнокровно перечисляет плюсы и минусы той и другой). Интересы Марен-Дарбеля лежали скорее в сфере естественно-научной: в 1834 году он опубликовал в Москве брошюру об артезианских колодцах, к которым хотел привлечь внимание русских инженеров, в 1840 году послал в парижскую Академию наук усовершенствованное дагеротипическое изображение, сделанное русским изобретателем Алексеем Грековым. С французскими научными учреждениями Марен-Дарбель не порывал связей, и пока жил в России: 5 сентября 1836 года он был принят в члены Французского исторического общества. Вернувшись в Париж в 1854 году, Марен-Дарбель продолжал научные и литературные занятия: принес в дар Императорской библиотеке 39 томов русских книг, посвященных российской истории, географии и законодательству, выпустил в 1859 году книгу о ростовщичестве (где среди прочего упоминает русское слово лихоимец), состоял членом Общества археологии, науки, словесности и художеств департамента Сена и Марна, участвовал в работе Сельскохозяйственного общества Франции. Однако ничто не указывает на хоть сколько-нибудь живой интерес Марен-Дарбеля к проблемам религиозным, богословским. Нет следов этого интереса и в его переписке с Иваном Гагариным. Марен-Дарбель не писал к своему бывшему ученику, когда тот вступил в орден иезуитов, а сам он еще находился в России, но сразу после возвращения на родину завязал с ним переписку, которую продолжал до последних дней жизни (он умер на четыре года раньше Гагарина). О религии Марен-Дарбель не пишет, зато делает своему бывшему ученику довольно тонкие стилистические замечания (какие, по-видимому, делал ему и раньше). Например, о знаменитой брошюре Гагарина «Будет ли Россия католической?» (1856) он пишет 25 сентября 1856 года, что «в ней заметен недостаток, который (простите) всегда был Вам присущ, а именно торопливость», а двумя месяцами раньше, 22 июня того же года, критикует название этой брошюры, потому что