Читать книгу - "Сказание о Старом Урале - Павел Северный"

Над Чусовой поднялась полная луна. Видно все, почти как днем, только свет синеватый и серебристый. Выстлала лунная ночь чусовские земли серебряной парчой, накидала повсюду синие полосы теней, а на воде реки пустила блестки, будто к празднику вырядила...

Час уже неранний, в городке тихо. Слышно, как дозорные ходят и переговариваются на стенах, где-нибудь тявкнет собака, прозвучит отголосок запоздалой песни – это либо голь кабацкая хмелем тешится, либо артель издалека воротилась.

Семен и Анна покинули воеводскую избу, кривыми улочками утихшего городка прошли к холму и поднялись на его вершину.

Вначале их тропинка вилась вверх еловым лесом, разукрашенная пятнами света. Выходила и на прогалины лужков, убранных цветами. Ближе к вершине обступил тропку осиновый перелесок с кустарниками, еще выше – березовая роща. На вершине тропа потерялась среди белых скал, похожих на ледяные глыбы. Под луной скалы будто голубели, и кажется, что вспыхивают в изломах камня синие огоньки.

Березки угнездились среди скал. Под каждой лежит на камне черный лоскут тени.

Анна остановилась возле березки, засмотрелась на лунные дали. Семен молча любовался девушкой. Золото ее кос посеребрилось, а синие глаза смотрят, как две черные смородины.

Им двоим виден весь городок, зубчатый пояс его стен, шлемы дозорных башен. Дальше – черный океан лесов, а на соседнем, уже загородном, холме блестят под луной купола монастыря.

Наискось, поперек Чусовой, серебряная дорога, пустынная и неживая. На берегах реки кое-где огни костров, и не понять, которые палят вогулы своим божествам, а которые рыбаки...

Здесь, высоко над городком, лунное безмолвие будто еще торжественней; и не нарушает этой тишины какая-то ночная птичка, что изредка подает голосок из лесных зарослей, кого-то манит или усыпляет.

Обернулась Анна к Семену, посмотрела ему прямо в глаза. Прочитала в них все, что наполняло светом его жизнь. Увидел и он в ее взгляде ласковую радость, услышал шепот:

– Родимый мой!

И когда склонилась боярышня на его плечо, у Семена перехватило голос от волнения, он и молвить ничего не смог, только прижал сухие губы к ее волосам. Знакомый Семену жар опалил его, отозвался звоном в ушах; он поцеловал Анну в губы, но тотчас же выпустил девушку из объятий, отступил от нее, ответил ей тоже шепотом:

– Аннушка, люба ты мне!

– А пошто отступаешь от меня?

– Боязнь взяла, что силы не хватит совладать с собой.

– Да что ты, родимый? Нешто не видишь, что я уже вся твоя? Любовь меня тебе отдала.

– Женой мне согласись стать.

– Кем велишь, тем и буду для тебя.

– Женой! Анной Строгановой.

– Родимый! Навек тебя запомнила с первого взгляда, как на острове повстречала. Когда уехал, сон видела. Иду будто в зимнюю метель и с дороги сбиваюсь. Босая по снегу иду. Студено мне, закоченела вся и вдруг вижу: полянка в незабудках, а на ней старуха страшная такая, сидят и кость гложет. Увидала меня, грозит кривым пальцем и лопочет: «На Строганова загляделась? Смотри, девка, не ослепни от сего погляда»... Вот какой сон, слышишь?.. Женой меня к себе зовешь, родимый? Радость это для меня большая. Схожа она с той радостью, что у Анюты в глазах была, когда с милым к тебе подошла. Вот я и нашла свое счастье подле тебя, и тебе обещаюсь только счастье нести и ничем его не омрачить!