Читать книгу - "Танцующие фаворитки - Наталия Сотникова"

Как-то вечером, репетируя на сцене вместе с Кшесинской, я выразила беспокойство, увидев, как лихорадочно блестят ее глаза. „О! – воскликнула она, – я умираю от жажды! С самого утра у меня не было во рту ни капли воды, но я не могу позволить себе выпить хоть глоток до выступления“. Ее выдержка поразила меня».

По словам балетмейстера Ф. Лопухова, «печать кадила ей так, что читать хвалы Кшесинской и тогда было просто неловко». Но необходимо было умно распорядиться этим потоком лести и направить его в нужное русло. Критику А. Волынскому из газеты «Биржевые ведомости» было дано задание писать статьи о непреходящей ценности классических балетов из традиционного репертуара Мариинского театра и всячески поносить новаторские постановки Фокина, по которым сходила с ума вся Европа. За это Кшесинская жаловала своему придворному борзописцу по 300 рублей в месяц, причем спрос с него был чрезвычайно строгий.

Потенциальных соперниц она стремилась вовремя устранить и внимательно следила за новым пополнением труппы, поступавшим каждый год из Театрального училища. Матильда Феликсовна избрала весьма хитрую тактику: разыгрывая роль старшей подруги, брала под свое крылышко красивых и талантливых выпускниц, только что принятых в труппу, и ловко вводила их в общество балетоманов, полное соблазнов и искушений. Тут вновь приводим свидетельство Ф.В. Лопухова: «Помню в ученические года Марию Андрианову и Веру Петипа, Е. Снеткову (мать известной советской балерины Т. Вечесловой), [Станиславу] Белинскую и [Софью] Людоговскую. Все они поражали красотой, и им предсказывали замечательное творческое будущее. Но ни одна из наших школьных знаменитостей не стала настоящей знаменитостью. Белинская и Людоговская имели все данные для большой творческой жизни, но вынуждены были покинуть сцену вскоре после поступления в Мариинский театр. Молва винила в этом М. Кшесинскую. Она свела юных красивых танцовщиц с какими-то сиятельными балетоманами, и разыгралась драма, о подробностях которой тогда предпочитали молчать. Людоговская внезапно исчезла из поля нашего зрения, а Белинская, как говорили, заболела и умерла. Таких случаев в императорских театрах было немало».

Кшесинская сразу же начала обхаживать очень красивую и многообещающую выпускницу Театрального училища Тамару Карсавину. Когда та в 1902 году только начала работать в театре, Матильда Феликсовна пригласила ее провести целый день на ее роскошной даче в Стрельне, куда в день рождения хозяйки специальный поезд доставлял гостей (за использование этого железнодорожного состава балерина платила всего 55 рублей). Вот что рассказывает об этом дне в своих мемуарах Карсавина:

«Весь день Кшесинская держала меня возле себя, оказывая бесчисленные знаки внимания…в доброте Матильды было нечто большее, чем простое внимание хозяйки к застенчивой девочке, впервые оказавшейся под крышей ее дома. Кое-кто даже пустил шпильку по этому поводу: „Вы превращаетесь в настоящую дуэнью, Малечка“. – „Ну и что же? – возразила она. – Тата так прелестна!“

„Если кто-то тебя хоть пальцем тронет, приходи прямо ко мне. Я не дам тебя в обиду“, – сказала она мне и позднее сдержала слово».

Надо сказать, что в области поставки высокопоставленным балетоманам молоденьких любовниц у Кшесинской была весьма сильная конкурентка, а именно артистка кордебалета Мариинского театра Надежда Алексеевна Бакеркина (1869–1941), которую прима совершенно не переносила.

Про детство Надежды Алексеевны не известно почти ничего, в немногих сохранившихся документах на недвижимость ее называют дворянкой, что весьма сомнительно, ибо в ту пору для дворянской дочери обучение в театральном училище сочли бы позором. К тому же манеры ее матери («Всех гостей своей дочери [высокопоставленных балетоманов] старушка называла „братцы“ и, зевая, каждый раз крестила рот», – говорится в воспоминаниях Т. Карсавиной) вызывают большие сомнения в ее дворянском происхождении. После окончания Московского театрального училища в 1886 году она поступила в труппу Большого театра и прослужила там до 1896 года. После коронационных торжеств, когда в парадном спектакле выступали танцоры обеих трупп, нескольких балетных артистов забрали в Петербург, в том числе и Бакеркину. Вряд ли в этом сыграла роль ее одаренность, ибо выше артистки кордебалета она так и не поднялась, зато заслужила негласный титул «королевы кордебалета». В некоторых документах упоминается, что по мужу у нее фамилия Вернер, но никаких других следов таинственного супруга обнаружить так и не удалось.

В Петербурге она стала любовницей престарелого генерала Петра Павловича Дурново (1835–1917). Помимо того, что Дурново всю жизнь поочередно занимал ряд очень высоких постов (в частности, харьковского и московского губернатора), он был еще и чрезвычайно богатым человеком, одним из семи учредителей Сибирского торгового банка и владельцем имений в восьми губерниях России. Его щедротами Надежда Алексеевна была буквально усыпана бриллиантами. Помимо этого он выдавал ей в месяц на расходы по пять тысяч рублей, часть которых она использовала для подкупа репортеров. В высший свет танцовщица кордебалета попасть, разумеется, не могла, но зато часто соприкасалась с его представителями, активно принимая участие во всех благотворительных базарах, продавая бокалы с шампанским, делая очень хорошие сборы и демонстрируя заодно свои драгоценности. Сохранилась карикатура на нее братьев Легат, талантливых танцовщиков и художников, на которых балерина изображена в украшениях, натуральным образом испускающих лучи. В июле 1905 года Дурново назначили московским генерал-губернатором. Известно, какова была в высшей степени беспокойная обстановка в ту пору в первопрестольной. Однако вместо того, чтобы заниматься обеспечением должного порядка, он не пожелал отказываться от своих петербургских привычек и не пропустил ни одного балетного спектакля в Большом театре. Бакеркина, вознамерившаяся переводиться в московскую труппу, также примчалась в Москву, и Дурново занялся тем, что испрашивал для нее разрешение пользоваться не только генерал-губернаторской ложей Большого театра, но и царской боковой. Впоследствии оказалось, что боевики замышляли устроить взрывы как в Успенском соборе Кремля, так и в Большом театре. Оказав свою полную несостоятельность на вверенном ему посту, негодный сановник был от высокой должности отстранен.

Дурново также подарил своей любовнице, как выражались тогда, «поражающий роскошью» дачный особняк в Выре, где она принимала всех выдающихся драматических актеров и балетных артистов. В Петербурге же у нее образовался довольно влиятельный салон, в котором собирались балетоманы и молоденькие балерины. По словам Карсавиной, «на приемах у Надежды Алексеевны всегда царил дух игривой фамильярности… Генералы, восседавшие за столом хозяйки дома, приводили меня в смущение…» Бакеркина также претендовала на роль крестной матери Карсавиной и раскрывала ей глаза на истинную подоплеку поступков окружавших ее людей.

«– Не обольщайся, театр – это гнездо интриг… Как ты думаешь, почему Матильда подарила тебе этот костюм? – Костюм, о котором шла речь, я считала восхитительным и была растрогана столь великодушным подарком. – Да взгляни только, как ты выглядишь в темно-лиловом платье! Этот цвет хорош для обивки гроба, а не для костюма такому ребенку!» Кшесинская же в своих мемуарах объясняет свой подарок самыми благородными мотивами: «Тогда в большой моде были голубой и темно-лиловый цвета в различных сочетаниях, и костюм, подаренный мною Карсавиной, был выдержан именно в этих тонах».