Читать книгу - "Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах - Николай Эппле"

Нам сказали простить, но я не простила. Я вернусь в Крэдок, на могилу матери, и скажу ей, что теперь она может покоиться с миром.

Способны ли публичные покаяния, широко освещаемые в СМИ и обычно заканчивавшиеся амнистией, решить задачу излечения травм прошлого? Об этом в книге «Тревожащие свидетельства»^[199] рассуждает известный оксфордский социолог Ли Пэйн. Многие критики южноафриканской модели уверены, что исцеления не происходит. Вместо успокоения возникают новые ожесточенные споры. Однако, как замечает Пэйн, сами эти споры — и публичные исповеди как их спусковой крючок — лучше всего прочего служат выстраиванию демократического сознания, механизмов гражданского участия, способствуют созиданию культуры свободной дискуссии и конкуренции политических программ.

Успех или провал?

Вопрос об исторической памяти в условиях современной ЮАР звучит так: увенчались ли успехом усилия по примирению и объединению общества? Чем больше времени проходит после завершения работы Комиссии, тем более скептически говорят о ее результатах. Причем больше всего скепсиса в самой ЮАР.

Главный аргумент скептиков — резкое увеличение преступности и неравенства по сравнению с периодом апартеида и массовая эмиграция белых. Действительно, в 1990‐е число убийств по сравнению с 1950–1970‐ми годами выросло катастрофически: с 25–30 на 100 000 человек до 70–80. В 2010‐х этот уровень снизился до 35 человек, почти вернувшись к прежним показателям. По оценкам ООН, уровень насильственных преступлений за последние 10 лет снизился на 40 %, а имущественных — на 24 %. Уровень неравенства, традиционно высокий в ЮАР, после отмены апартеида продолжал расти, особенно активно после 2011 года (в 2018 году ЮАР возглавила рейтинг неравенства Всемирного банка)^[200]. Однако в значительной степени продолжающийся рост бедности является результатом неравенства возможностей — фактора, заложенного в годы апартеида. С другой стороны, за прошедшие годы роль расового фактора как определяющего бедность снизилась, а роль образования и конъюнктуры рынка труда выросла. Куда однозначнее статистика, касающаяся соотношения черного и белого населения ЮАР. Если в 1986 году оно выглядело примерно как 5 к 1^[201], то в 2015‐м — уже 10 к 1. После 1994 года ЮАР пережила настоящий исход белого населения. Но даже эти цифры стоит воспринимать, имея в виду ситуацию в соседних Анголе, Мозамбике и Зимбабве, где белых почти не осталось. (Процент белого населения с 1975 по 2012 год снизился в Анголе с 5,2 до 1 %, в Мозамбике с 1,8 до 0,3 %, в Зимбабве с 8 до 0,2 %.)