Читать книгу - "Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс"

В «Gesta Innocenti» приводится текст сходного послания. Но папа не предвидел, что его легат одобрит подобные действия.

Угрозой отлучения от церкви Иннокентий употребил самое сильное из имеющихся в его руках средств. Отлучение означало полное исключение их из христианской общины, так что отлученный не мог причащаться и вообще участвовать в церковных службах. Таким образом человек подвергался не просто остракизму, но своего рода проклятию, и это было самым страшным в представлении средневекового жителя. То, что Иннокентий указал на такую возможность, явно указывает на его ужас перед возникшей ситуацией. Аббат Петр из Люцедио переправил послание папы в Зару, куда оно прибыло как раз в тот момент, когда крестоносцы расположились лагерем под крепостными стенами.

Когда флот достиг Зары, жители города закрыли ворота и полностью вооружились, однако они хорошо понимали, что практически не имеют никаких шансов противостоять армии крестоносцев. 12 ноября они отправили видных представителей города в качестве послов к дожу с предложением сдать город и все имущество, если им сохранят жизнь. Дандоло рассудительно заявил, что не может согласиться на такие условия, не обсудив их предварительно с руководителями крестового похода. Это можно счесть признаком нежелания дожа показаться в глазах товарищей сторонником самовольных решений. Несмотря на то, что осада Зары явно была идеей венецианцев, Дандоло старался вести себя предусмотрительно. Однако внутри лагеря французов возникла устрашающая трещина.

Группа родовитых дворян, возглавляемая Симоном де Монфором, была настроена против кампании и делала попытки отказаться от осады. Пока многие видные крестоносцы совещались с Дандоло, сторонники Симона отважно начали действовать. Они направились к посланцам Зары и заявили, что говорят от имени всех французских крестоносцев. Спросив, почему жители собираются сдаться, если им придется сражаться только с венецианцами, они пообещали, что французы не присоединятся к нападающим. «Вам нечего опасаться их [французов]», — уверили посланцев сторонники Симона, согласно сведениям Виллардуэна. Послы попросили публично повторить услышанное, и выбранный посланником Робер де Бове направился в город, где произнес ту же речь. Уверившись, что все крестоносцы находятся в разладе с венецианцами, жители Зары решили прервать переговоры с осаждающими.

В это же время дож обратился к большинству крестоносных лидеров, и те вынудили его принять соглашение Зары. Но когда Дандоло вместе с своими советниками пришел в шатер, где должны были ждать посланцы из города, их уже не оказалось. Жители Зары не могли знать, что они имели дело лишь с небольшой частью французской знати, и Робер де Бове не мог выступать от имени всех французов.

Такой раскол среди крестоносцев привел Дандоло в ярость. В конце концов, он изо всех сил старался сохранить всеобщее участие в принятии решений. И все же ситуация ухудшалась. Вмешательство Гюи, аббата-цистерцианца из Во-Серне (монастыря, расположенного в 22 милях к юго-западу от Парижа), лишь подлило масла в огонь. Гюи был сторонником Симона де Монфора. Каким-то образом ему удалось получить письмо, отправленное папой, в котором понтифик недвусмысленно запрещал нападение на Зару, угрожая несогласным отлучением от церкви.

Это была политическая и эмоциональная бомба. Аббат зачитал собравшимся письмо папы Иннокентия и заявил: «Господа, именем римского папы я запрещаю вам нападение на город. В нем живут христиане, а на каждого из вас возложен знак креста».^[262] В послании все было очевидно — армия не должна была осаждать принадлежащий крестоносцу город.

Однако для дожа такой приказ значил меньше, нежели священный договор между его народом и французами. После провозглашения папского послания Дандоло пришел в ярость. Не говоря уже о финансовом вопросе, жители Зары в прошлом причинили венецианцам много вреда и заслуживают отмщения. Робер де Клари приписывает ему такую фразу: «Господа, знайте, что я не отступлюсь ни за что, даже ради святейшего [папы римского]».^[263] Он обратился к лидерам экспедиции с просьбой о поддержке: «Вы обещали мне помочь мне завоевать [Зару], и теперь я призываю вас выполнить свое обещание».^[264] Французы оказались перед ужасным выбором: не подчиниться папе и быть отлученными от церкви — или отказаться помочь Дандоло, рискуя моментальным крушением крестового похода.

Между дожем и Симоном де Монфором разразился ожесточенный спор. Пьер де Во-Серне, племянник аббата Гюи, писал, что венецианцы угрожали его дяде, и графу Симону пришлось вмешаться, чтобы не дать людям дожа убить Гюи.^[265] Симон уже продемонстрировал свое неудовольствие, отведя своих людей от стен города, а теперь заявил: «Я пришел сюда не для того, чтобы истреблять христиан». Он говорил о том, что нельзя причинить урон жителям города, и пообещал, что «они не пострадают от его людей». Он принял решение и покинул лагерь.

Крестовый поход все более распадался на части. Первый раскол возник, когда отдельные группы предпочли Венеции другие порты отправления. Произошедшее в Заре было вторым, гораздо более существенным расколом в деле священной войны. Предыдущие кампании крестоносцев, например, Первый крестовый поход или осада Лиссабона в 1147 году (во время Второго крестового похода), в значительной мере были обязаны успехом полному единодушию всех участников. В 1202 году столь драгоценное и жизненно важное качество священного воинства стремительно исчезало. Отъезд Симона повлиял на духовное и практическое состояние похода, поскольку проявил тревогу по поводу незаконности нападения на христианский город и лишил армию заметного количества рыцарей. Оставшиеся крестоносцы оказались еще более подвержены давлению внешних партий, предлагавших военную поддержку в обмен на возможность воздействия на направление крестового похода.

Действия Робера де Буве и Симона де Монфора не только разозлили венецианцев, но и привели в смущение французов. Дав слово дожу помочь в осаде города, они чувствовали, что в случае отказа от участия в нападении их честь будет поругана. Так, в результате сложных манипуляций руководство крестового похода преднамеренно предпочло утаить от основной части армии папское послание (только знати было известно его содержание) и начать нападение на город. Практическая целесообразность явственно восторжествовала над суровой церковной теорией.

Осада Зары началась 13 ноября 1202 года. Защитники свесили со стен кресты в тщетной надежде усовестить оставшихся крестоносцев, но это не привело ни к какому результату. Воины лишь сомкнули ряды. Множество людей и созданных в Венеции устройств уже было спущено с кораблей. Крестоносцы развернули строй осадных орудий, включая баллисты и камнеметные орудия — petrary, которые начали постоянную бомбардировку стен и башен Зары камнями и снарядами.

К сожалению, среди средневековых авторов нет единого мнения относительно перечня и описания этих устройств. В Древнем Риме была известна баллиста «mangana» — устройство, действовавшее за счет сил скручивания, с использованием единственного рычага, нижний конец которого был продет в горизонтально закрепленный пучок жил. Рычаг оттягивали назад, закручивая жилы; будучи освобожден, он ударялся о перекладину-траверс, а камень из чаши на его конце летел дальше. И все же принято считать, что к концу XII века основной формой осадных машин стала рычажная артиллерия. Эти устройства впервые возникли в Китае и появились в Европе в IX веке через арабов. Они представляли собой длинный рычаг, укрепленный на двух опорах. Группа людей сгибала один конец, в результате чего после отпускания он возвращался в исходное положение, выкидывая из чаши снаряд. Вероятно, таким образом можно было метнуть камень весом в 33 фунта примерно на 400 футов. Разумеется, подобная мощь едва ли могла оказать серьезное воздействие на прочные крепостные стены, хотя с помощью таких орудий можно было поражать уязвимые проходы и разрушать деревянные конструкции — например, навесные галереи для стрелков. Их можно было использовать для поражения солдат и создания серьезных разрушений в городе, которые отвлекали бы обороняющиеся войска. Petrary, вероятно, являлись увеличенным вариантом такой же машины, разработанной для использования против крепостных стен, тогда как баллисту скорее могли применять против пехоты.^[266]