Читать книгу - "Бесы в красной гостиной - Валентин Логунов"

Для меня эта версия была и неожиданной, и неправдоподобной. Я рассуждал так: зачем второму (реально) человеку в России желать стать третьим? По действующей тогда конституции председатель Верховного совета через решения Съезда мог не только больно ужалить самого президента, но и отстранить его от власти. Тут, кстати, не было противоречия, правовой «несправедливости». Да, президент избирался всем народом (всенародно избранный ты наш!), но ведь и Съезд (коллективный орган) избран всем народом. И логично, когда в случае их противостояния скорее коллективный орган может (естественно, за дело и строго в соответствии с процедурами) отстранить от должности президента, а не наоборот. Все-таки труднее себе представить самодуром коллективный орган в количестве тысячи человек, чем одну личность. И примеров в подтверждение этому в истории – тьма-тьмущая.

Далее я рассуждал так: Хасбулатов и впрямь мог предложить себя на пост председателя правительства, но в таком случае он должен был руководствоваться другими намерениями. Видя последствия губительной политики Гайдара, он мог сказать Ельцину: Борис Николаевич, эта политика смертельно опасна для страны, надо ее менять. На что Ельцин (у них тогда были еще нормальные отношения) мог дать ответ, подобно тому, какой дал в свое время Сталин: у меня других «писателей» нет. Ну, давайте, мог сказать Хасбулатов, я возьмусь за это дело. По каким-то причинам – и можно себе представить, по каким именно – Ельцин не стал этого делать. Когда же Верховный совет и Съезд усилили давление на правительство (Ельцина еще оберегали), возникли первые признаки конфликта.

Мне стало совершенно ясно, что Филатов, Шумейко, Яров или сразу все вместе, или по отдельности прошли обработку в ельцинском окружении и имели обстоятельные беседы с самим Ельциным. Ясно было и то, что он что-то им пообещал, в первую очередь трудоустройство. И не только им, но и всем депутатам, которых они поднимут на бунт против Хасбулатова.

С этого времени начался раскол в Верховном совете. Кто оказался в оппозиции Хасбулатову? Это в первую очередь «безработные» депутаты. Ведь многие народные депутаты России в основном трудились на своих прежних местах в своих областях, краях, республиках, наведываясь в Москву только на время работы съездов. На постоянной основе работали члены Верховного совета, примерно пятая часть от всех народных депутатов. «Безработные» депутаты – это те, кто, не будучи членом Верховного совета, тем не менее оставили свою прежнюю работу, постоянно жили в гостинице в Москве, приписаны были к комитетам Верховного совета, получали денежное довольствие, участвовали в заседаниях сессий Верховного совета и даже его президиума, правда, с правом совещательного голоса. Но рта им никто не закрывал, и они-то, как правило, бузили. Их было порядочно, наверное, человек двести, и вот эти «люмпен-депутаты» составили боевую команду Филатова и Шумейко, которые в конце 1992 – начале 1993 года получили высокие должности в администрации президента и в правительстве. Филатов стал руководителем администрации президента, Шумейко – первым вице-премьером правительства. Они-то вместе с окружением Ельцина спланировали и реализовали план развала парламента путем изъятия из него депутатов в исполнительную власть.

Я размышлял тогда (и этому можно найти свидетельства в «Российской газете» тех лет) над действиями Ельцина. Казалось бы, он, как президент страны, взявший на себя ответственность за нее в поворотный момент ее истории, обязан был укреплять парламент – главный, если не единственный в условиях отсутствия сильных партий форпост нарождавшейся демократии. А он, напротив, наотмашь бил по нему. Исход десятков, а потом и сотен депутатов из парламента и формально, и фактически не просто ослаблял, но и делал парламент нелегитимным, поскольку на место убывающих должны были прийти новые депутаты, а это означало новые выборы во многих десятках округов. К тому же депутаты грозили не просто уйти, а делали это с шумом, визгом. Заседания Верховного совета нередко превращались в хорошо спланированные ими склоки, шоу, после чего они с удовольствием и восторгом обменивались впечатлениями о срыве заседания, о том, как сегодня «досталось Хасбулатову».

Сценарий истощения парламента, внесения в его работу хаоса набирал силу. Как-то часов в одиннадцать вечера, когда я подъезжал уже к дому, в машине раздался звонок. Помощник Хасбулатова сказал, что тот просит меня срочно приехать. Развернул машину. Хасбулатов в кабинете был один. На столе бумаги, чашка с недопитым кофе, многочисленные трубки, которые так любили обыгрывать в газетах и на телевидении, намекая на схожесть Хасбулатова со Сталиным. Ничего глупее выдумать мои коллеги не могли: ребенком вместе с матерью Хасбулатов был вывезен в Казахстан по велению Иосифа Виссарионовича, и, конечно, трудно вообразить, что он боготворил вождя, поступившего с его родителями и чеченским народом так сурово.

Хасбулатов поднялся и жестом пригласил в комнату отдыха. О чем-то несущественном спросил. Потом с глубоким вздохом сказал: «Как много предательства…». Я, конечно, все понял. Сказал: «Крепитесь. Вы можете быть уверены в «Российской газете», пока я там главный редактор». Он быстро взглянул на меня, и я увидел в его глазах и недоумение, и недоверие, и чуть-чуть надежды. Помолчав, он повторил: «Я не мог себе представить, что так много может быть предательств».

Хасбулатов к тому времени буквально почернел от бессонницы, кофе, табака. На одном из заседаний Верховного совета он, подходя к столу президиума, заметно пошатнулся и, наверное, упал бы, если бы его не поддержали. Депутат из Кемерово, кстати, врач, истошно заголосила: «Да он наглотался наркотиков!». На следующее утро газеты охотно подтвердили «диагноз». Хасбулатова с высоким давлением госпитализировали. В больнице он провел, кажется, неделю.