Читать книгу - "Москва и Россия в эпоху Петра I - Михаил Вострышев"

И вот все посланцы, кто имел какое-либо положение, а не принадлежал к низшей свите, собрались выпить отвальную в доме Лефорта. Отъезд был назначен через два дня, коней уже подготовили на подставах, на шведскую границу дали знать, что посольство скоро появится у них.

Обычно из Московии ездили в земли австрийского цесаря двумя путями: через Киев и Краков или через Смоленск, Вильну и Бреславль. Но сейчас в Польше по всем дорогам бродили мятежные войска, которые несколько лет не получали жалованья и от голода стали грабить королевские поместья, села и деревеньки. Поэтому Петр назначил круговой, но безопасный путь: через Псков, Ригу, Кенигсберг и Дрезден.

Кроме отъезжающих в дальний путь послов собрались к Лефорту во главе с царем трое знатнейших московских вельмож: боярин Лев Кириллович Нарышкин, князь Борис Алексеевич Голицын и князь Петр Иванович Прозоровский. Первому из них государем поручены военные дела, второму – посольские, третий ведает судебными делами. С общего согласия они могут всем распоряжаться именем самого государя. Москву Петр поручил своему ближайшему стольнику и другу князю Федору Юрьевичу Ромодановскому – главному начальнику Преображенского и Семеновского полков.

Кроме молодых и старых дворян, бояр и князей, иностранных послов, приезжих и местных иностранных купцов и моряков, приглашенных на пирушку с дочерьми и женами, немало расселось кучками и рядами по стенам парадных покоев боярынь и дворянок, наряженных в непривычные заморские робы. Глядят, как пируют их мужья, отцы и братья. Сами угощаются, по обычаю, сластями, легкими заморскими винами и домашними наливками.

Среди других выделяется своей красотой и скромным видом жена стольника Федора Матвеевича Пушкина – Ольга, урожденная Соковнина. Ее отец, царский сокольничий, втайне принадлежит к Капитоновской ереси. Он крайне недоволен новыми порядками, заведенными царем, и все ждет скорого пришествия Антихриста. По мнению старика, времена пришли, и Русь стоять не может, когда в ее благочестном царстве завелись басурманские порядки и обычаи.

Ольга Соковнина в свое время была в числе невест, представленных на выбор юному Петру. Она очень понравилась юноше. Но близкие нашли, что Евдокия Лопухина больше подходит Петру, и сумели расстроить сближение между ним и Соковниной. Ее скоро отдали замуж за Федора Пушкина – пьяницу и недалекого человека. И гордая красавица затаила в себе любовь к царственному бывшему жениху.

Здесь, на ассамблее, присутствуют два брата Ольги – Иван и Федор Соковнины. Муж ее тоже, по обязанности стольника, пришел с царем. Находясь в гостях и свободный от своих обязанностей, он ревниво следит за женой, глаз с нее не спускает. Давно уже шепнули ему, будто Ольга была Петру больше, чем невеста. И жгучая недоверчивость, злая ревность мучит Пушкина.

Сама Ольга тоже неспокойна. Она то и дело поглядывает на входную дверь, словно ожидая кого-то. Даже царь, проходя мимо с Мазепой и Меншиковым, заметил ее беспокойство.

– Не батюшку ли выглядываешь, мин-фрау? – спросил он красавицу, ласково касаясь ее щеки, не набеленной, не нарумяненной, как у других.

– Нет, мин-гер, государь! – ответила она. – Не будет батюшки – нездоровится ему. Так, гляжу: не подъедет ли кто.

– Кому подъехать? И то горницы полны. Али зазнобу ждешь? Иного нашла, нас разлюбила? – пошутил Петр, любуясь смущением пышной, разгоревшейся лицом красавицы, и пошел дальше, продолжая разговор с Мазепой.

– Два слова, государь, – осторожно потянул царя за рукав Меншиков.

– Тебе что, Алексаша?

И оба отошли в сторонку.

Ольга Пушкина, которая до этого видела, как к Меншикову подошел появившийся из прихожей Шафиров и что-то шепнул своему любимцу, вся так теперь и заволновалась, не сводя взора с Петра.

Выслушав тихий доклад Меншикова, Петр вместе с ним двинулся к выходу, сказав по дороге хозяину, который уже спешил наперерез державному гостю и другу:

– Не трудись, я сейчас. Спрашивают там меня по делу.

В обширной, полуосвещенной горнице, выходящей на черное крыльцо, Петр увидел двух стрельцов, лично ему неизвестных. Это были пятисотенный Стремянного полка Ларион Елизаров и пятидесятник Григорий Силин. Оба упали в ноги царю.

– Встаньте. Будет вам землю лбами колотить. Что за тайное дело у вас ко мне? Ну, говорите.

– Измена. На жизнь твою уговор великий, – наклонясь к царю и боязливо озираясь, полушепотом объявил Елизаров.

– Умысел… На меня… Откуда узнали? Кто умыслил? Говори!

– Вот он оповестил, – указывая на Силина, ответил Елизаров. – Его подбивали на царское твое погубительство. А кто – сказать боязно. Больно они люди к твоей царской милости ближние. Веры, поди, не дашь. Да и стены услыхать могут. А другое – время не терпит. Сей миг бы поспешить. Изловить злодеев можно, на гнезде всех изловить.

– Сейчас? Изловить? Ладно. Алексаша, побудь здесь с молодцами. Я вернусь в горницы, захвачу еще кой-кого.

И Петр, оставив доносчиков с Мешиковым, появился снова в покоях, где подозвал к себе человек шесть самых близких друзей.

– Ну, друзья милые! – громко обратился царь ко всем гостям. – Прошу простить. Уезжаю на часок. Делишко есть одно невеликое, но спешное. Прошу веселиться по-прежнему да меня поджидать. Никому не уезжать, пока не вернусь.

И быстрыми шагами покинул пирушку.

Несмотря на спокойный тон речей Петра, все почуяли что-то недоброе. И веселье сменилось унылым похоронным настроением.

Быстро мчатся сани, в которых сидят Петр с Шафировым. Оба доносчика – на запятках. Вот доехали до первого караульного поста. Здесь Петр приказал обоим стрельцам сойти и отдал их под стражу.

– Может, сами они и есть изменники, – шепнул он Шафирову. – Надо сначала дело разобрать.

И вдвоем помчались дальше в Замоскворечье.

– Чего торопиться, государь?.. Вдруг не подоспеют наши с преображенцами?

– Алексаша-то не подоспеет, когда знает, что нам плохо может быть? Ну, это дудки! Гляди, как бы раньше нас не прибыл, не всполошил гнезда змеиного… Я их всех поймать хочу.

Нетерпеливо подхлестывая лошадку, государь ехал по дороге к слободе, где стоял двор и дом думного дворянина Ивана Цыклера.

Слабо освещен покой в доме Цыклера. За столом сидят раскрасневшиеся, хмельные столько же от злобы, сколько от вина, заговорщики. Среди них сам Цыклер, старик Алексей Соковнин, его старший сын Дмитрий, стрельцы Филиппов и Рожин, донской казак Сенька Лукьянов.

– Я ему покажу! – глухо грозит Цыклер. – С дела меня убрал… Ничего, наша не ушла… Мы еще Москву пощупаем, не хуже Стеньки Разина объявимся гетманами… Так ли, Лукьяныч?

– Так, пан Ян! – отозвался совсем пьяный казак.

– Тамо что еще будет, – отозвался хриплым голосом старик Соковнин. – А надо теперь этому Антихристу предел положить. Видано ли! Русский православный царь всю землю запоганил. Двоих моих сыновей за рубеж вывез… Сам опоганился табачным зельем, сам Антихристом стал, теперь их загубить хочет. Не бывать тому!